Таким образом, «глобальная история» представляла собой шаг вперед по сравнению с французской буржуазной историографией начала XX в., для которой характерны были ограничение объекта исторических исследований, как правило, политической сферой, фрагментарность, упрощенное представление о характере исторических связей, сводимых к элементарной казуальности, и др. Концепция «глобальной истории» повлияла на самый характер мышления значительной части историков, на общую направленность их научного поиска, способствовала существенному расширению объекта исторической науки.
Если рассмотреть эту концепцию в общем течении исторической и социологической мысли, то мы увидим, что многое в ней восходит к Вольтеру и Э. Дюркгейму, к Ф. Гизо и А. Токвилю, к Видалю де ла Блашу, М. Моссу и др.
На формировании концепции «глобальной истории» сказалось и влияние марксизма, и просматривается оно по нескольким направлениям. Сказалось оно прежде всего в том, что предмет преимущественного внимания истории, которая строится по этой концепции, — история народных масс. Сам факт переориентации от истории героев и разрозненных событий к истории масс и длительным процессам является знаменательным. Именно повышенный интерес к народным массам побуждает обратить внимание на материальные условия их существования, ведет к исследованию социально-экономической истории. И пожалуй, самое главное — именно под влиянием марксизма французские историки пришли к осознанию значимости теории истории, к необходимости разработки теоретических подходов к конкретно-историческим изысканиям. Один из таких подходов они усмотрели в концепции «глобальной истории».
Однако читатель, руководствующийся марксистским материалистическим пониманием истории, увидит, что в рамках того историографического направления, олицетворением которого является Ф. Бродель, историки не смогли найти убедительного решения проблемы целостного охвата общества. Общий взгляд на историю у представителей этого направления лишен монизма: в истории, по их мнению, действует множество сил, факторов, которые способны переливаться друг в друга, и каждый может стать определяющим. Хотя при этом и делается акцент на материальных условиях, экономике, но сама история материальной жизни понимается эмпирически, упрощенно, в плане непосредственного вещного ее выражения. Из экономической и социальной истории выпадает важнейшее звено — отношения людей в процессе производства. Особенно уязвимой в концепции «глобальной истории» является недооценка способа производства как основы общества, предпочтение отдается структурно-функциональному подходу в ущерб историческому, генетическому. Концепция «глобальной истории» представляет собой вполне определенный методологически и ценностно ориентированный подход к истории. Это одновременно и выбор, и ограничение: экономика за счет политики, структура за счет события, проблема за счет хронологии и т. п.
Идея «глобальной истории» достигла апогея в своем развитии в 60-е годы. Монографические исследования, осуществленные на ее основе{26}, получили самое широкое признание, а сторонники этой идеи стали олицетворением школы «Анналов» или, как принято говорить в последнее время, французской «новой исторической науки». Позднее отдельные приверженцы этого направления стали развенчивать концепцию «глобальной истории» как познавательную категорию, а примерно с конца 60-х годов произошли изменения и в ориентации исторических исследований — предпочтение отдается локальной проблематике.
Из наиболее ярких примет броделевского видения истории на второе место после «глобальной истории» следует поставить категорию социального времени, и прежде всего такую его характеристику, как longue durée — длительную временную протяженность.
Основоположники школы «Анналов» М. Блок и Л. Февр стремились превратить историю в социальную науку. Это было сердцевиной их программы: история должна, по их убеждению, выйти за пределы учения о том, что было однажды, преодолеть стадию идиографического (индивидуализирующего) мышления и стать в один ряд с науками номотетическими (обобщающими). Непременным условием осуществления этой программы, по их мнению, был решительный отказ от истории повествования о единичных событиях, от «историзирующей», событийной истории (так уничижительно называли они предшествующую им позитивистскую историографию). Нет науки без теории, история — это не повествование, это постановка и решение определенных проблем. Отсюда и концепция «глобальной истории» как первый шаг на пути превращения истории в науку. Но глобальный подход не есть монополия исторической науки. Он характерен, в частности, и для социологии. Поэтому главное условие самоутверждения истории в качестве равной, а точнее, даже в качестве лидера во всей совокупности социальных наук основатели «Анналов», и особенно их продолжатель Ф. Бродель, усмотрели в концепции социального времени.