Струна
Струна
Звонок, как всегда, прозвенел не во время. В классе все задвигались, зашумели. Географичка звонко щёлкнула указкой по столу:
- Класс - тихо! Звонок для учителя.
И как ни в чём не бывало продолжила объяснять задание. В класс начали заглядывать шестиклашки. Следующий урок, в этом классе, был их. Я сидел на первой парте около входной двери. Когда в дверь заглянула десятая рожица, я не выдержал:
- Закрой дверь, да!
Я поднял глаза и обомлел. Это был Ашот. В классе повисла абсолютная тишина. Взгляды одноклассников были прикованы к двери, только географичка копалась в своих записях.
- Это ты мне сказал? Ну, хорошо, - тихо проговорил Ашот и закрыл дверь.
Наверняка, прочитав эти строки, любой скажет «Подумаешь, фигня какя. Девятиклассник против шестиклассника, путь даже, второгодника. Что за проблема?». Но, проблема была. И звалась она - межнациональные отношения. В Баку, где я родился, даже в советские времена деление армянин - азербайджанец было принципиальным. Принципы эти сквозили на каждом шагу. Достаточно было малейшей искорки, чтобы вечером на пустыре образовывалась очередная «стрелка», как говаривали позже. В то время это называлось «базарить». Несмотря на то, что русских было достаточно много, никакой роли в этих «базарах» они участия не принимали. Не в укор русским скажу: ну не было у нас этого чувства - один за всех и все за одного. И поэтому русским доставалось всегда. Рикошетом. В то время не редко можно было услышать, как в соседнем дворе зарезали армянина, или азербайджанца. Причём, все понимали, что зарезали его не из-за кошелька или девчонки. Акцент всегда был один: армянин - азербайджанец. Существовало даже некое подобие боевых отрядов. И вожаком в этом отряде мог быть любой, несмотря на возраст. Врать не буду, возрастной диапазон отрядов был хоть и широк, но не безграничен. Как то так повелось, что отряды делились на «ДО АРМЕЙСКИЕ» и «ПОСЛЕ АРМЕЙСКИЕ» (до службы в армии и после). Так вот, Ашот, был командиром одного из таких до армейских отрядов. Все знали, что он ходит с ножом. Но милиция, его не обыскивала, а обыскав, ничего не находила. Получается, что я «поднял хвост» на одного из вожаков стаи. А стая такого не прощает.
После последнего урока меня обступили одноклассники. Все наперебой сочувствовали, советовали. «А вот, если через окно женского туалета на первом этаже, он выходит на другую сторону», «Нет, пойти, взять ключи у сторожа, от запасного выхода», «Отсидеться нужно, два часа он ждать не станет, подумает - пропустил». Некоторые лезли из-за спин, спрашивая «Что случилось?». «Он Ашота, послал...». «Офигеть!».
- Ерунда это всё, - сказал я. - А если он завтра меня встретит. Ну не завтра, так потом. Что всю жизнь прятаться? Ну уж, нафиг!
- Что, пойдёшь? - спросил Артур Карамян.
- Пойду. Куда уж деваться.
- Я с тобой.
Хороший парень Артур. Хоть и армянин, но веса в стае не имеет никакого. Из разряда «ботаников», как и я. Мы дружим с ним с шестого класса.
- Не надо. Не вижу смысла. Тебя они не послушают. Только получишь из-за меня, ни за что.
В тот день у нас было семь уроков. Вся малышня разбежалась. В школе никого. Поэтому на площадку перед воротами я выходил как на сцену, почти в полном одиночестве (Артур, всё же «прилепился» и шёл по правую руку от меня). Вместо театральных юпитеров жгло полуденное весеннее солнце, да любопытные прилипли к забору, с внешней стороны. Я шёл на негнущихся ногах в сторону небольшой группки армян, человек пятнадцать, не больше и мысленно анализировал ситуацию. Нож у него с собой. Это ясно, как дважды два. Закон уличной драки суров. Если нож показал - бей. Если вытащил и сунул обратно, тебя свои же сволокут в ментовку. Так уже было с Сашкой Кулигиным. Вопрос в том, когда будет бить. Сразу, или попробует вначале кулаками. Нет он прекрасно понимает, что кулаками и я его могу отоварить. А перед своими позориться не станет. Значит - сразу ножом. Вопрос - куда. Хорошо если в живот. Там, хоть есть возможность зашить. Хуже, если в горло, или по глазам. Были уже прецеденты. Я шёл и мысленно готовился. Правая рука - мой левый бок. Портфель в левой руке. Это хорошо. Добавляет шансов. Хуже будет, если один отвлечёт, а он ударит. Тогда шансов - ноль. Говорят, «нервы натянуты, как струна». Я этого не понимаю. Я шёл сам как струна. Казалось, я мелко вибрирую. Я не дрожал, именно вибрировал от нервного напряжения. Почти физически ощущал то место, куда вопьётся нож. Полтора десятка недобрых взгляда останавливали меня, отталкивали. Но, я упрямо шёл прямо на них. До кучки уже оставалось шагов пять, когда в толпе я увидел своего одноклассника Гюльназаряна Карена. Он, стоя за спиной Ашота и держа его правую руку, что то нашёптывал на ухо. То дёргал ртом, что то зло отвечал ему. Видимо, они о чём то договорились. Потому, что чьи то руки ухватили левую ашотову руку, а Карен, свободной рукой замахал мне, мол проходи, скорее. Я прошёл от них в метре. Не ускоряясь и не замедляя шага. Все головы поворачивались мне вслед, как подсолнухи за солнцем, бегущему по небу. Вот я уже прошёл ворота. Спина, наверное, сейчас прожжётся, от яростных взглядов. А может всё ещё не до конца решено. И будет удар сзади. Тихонько заныла печень. Так и не обернувшись, мы с Артуром перешли дорогу. Путь до дома я не помню. Помню только свои ощущения. Очнулся уже сидящем на диване. В левой руке мёртвой хваткой зажат портфель. Всё тело словно студень, расслабленное и опустошённое. Только руки и ноги трясутся противной дрожью.