— Погляжу…
— Ну бывай… — пожал плечами Мартемьян Колонков. Надоело…
— Я тебе позвоню, — сказал главный.
И вот теперь сидел Мартемьян Колонков у телефона и ждал. Неслышно открылась дверь, в кабинет вошла Зиночка. Увидела отца и насупила черные, длинные дужки бровей.
— Не ночевать ли здесь собрался? Сколько можно ждать? Уже все на столе — стынет.
— Должны позвонить, — сказал Мартемьян Колонков.
— Сидор говорил, из конторы. Да?
— Оттуда.
— Поздно уже, — сказала Зиночка. — Надо будет, позвонят домой.
Мартемьян Колонков поднялся с дивана и неторопливо зашагал следом за дочерью.
В окнах домов беззаботно переливался электрический свет. Где-то на берегу Болян-реки заливалась дворняга.
Ближе к полуночи в квартире Мартемьяна Колонкова зазвонил телефон. Зиночка взяла трубку.
— Вам кого? — спросила она. Помедлив, сказала: — Хорошо. Подождите немного. — Включила свет, прошла в комнату Мартемьяна Колонкова, крикнула: — Папа, тебя. Из леспромхоза.
Мартемьян Колонков не спал. В голове мысли, одна быстрее другой. Давно это было. Сразу же после того, как жену схоронил. Гуляли с Ерасом Колонковым в запой. А как выпадала минута посвободнее, шли на барачьи построи, переругивались с бабами, натирали в охотку мозоли на ладонях, отвыкших от топорищ. Пели протяжные песни. Чаще других эту:
Досыта напевшись. Мартемьян Колонков говорил обычно:
— Шурин у меня на Украине, знаешь, поди. Письма от него получаю. Часто да жалобно пишет шурин. Душу выворачивает, стерва. В мазанке, грит, живем с семьищей. Вместо потолка — дыра, и все прочее. Ночью хоть звезды считай.
— Тяжелехонько. Что и говорить, тяжелехонько, — вздыхал Ерас Колонков. Еще на фронте он привык слепо верить мартемьянову слову; был тот и званьем постарше — две лычки поперек погона вместо одной у него самого — и удачливей. — Видал, и не раз, пустыри голые вместо деревушек на Украине. Война нашкодила.
— Погоди, наведем шороху.
— И у нас не сахар. До сих пор бабы вместо хлебушка лебеду жрут. По первому сорту почитают. А на детишек-то и смотреть страшно — худущие и росту малого.
Мартемьян Колонков строго смотрел на него:
— Не жалобься. Этим не пособишь.
Отводили душу в беседах. На работу устраиваться не торопились. Деньги, привезенные с фронта, еще были.
Но долго ли так-то? Вызвали в контору леспромхоза, мужик здоровый, сказали, фронтовик, грамотный, принимай лесопункт. Отнекиваться причины не было — работа почетная. Согласился.
А Ерас — в лесники… Мол, весь род у нас бродяжий. И я — тоже.
С тех пор реже стали видеться. Работы по горло у Мартемьяна Колонкова — закрутился. Сегодня — одно, завтра — другое. Где уж тут успеть-то? Но успеть надо, иначе хрен с редькой, а не начальник лесопункта. Однажды услышал, взял Ерас Колонков к себе в дом племяша. Обрадовался за дружка-приятеля: теперь тот не один будет — двое, а это что-нибудь да значит! И снова зачастил к Ерасу Колонкову. Вместе обхаживали племяша, угождали… Прочили ему всяк свое.
— Я его по лесорубскому делу определю, — говорил Мартемьян Колонков.
— Нет, паря, — не соглашался Ерас Колонков. — Филька в лесники пропишется.
— Из леспромхоза? — поднялся Мартемьян Колонков с кровати. — Иду…
Звонил главный инженер. А кто же еще?..
— Слушаю, — сказал Мартемьян Колонков тоном человека, который заранее знает, о чем думает и о чем будет говорить тот, кто находится на другом конце провода.
— Были в урочище? — спросил главный.
— Были, — ответил Мартемьян Колонков.
— Когда переходите?
— Сразу, как будет распоряжение.
Мартемьян Колонков умеет говорить с теми, кто выше… За долгие годы работы начальником лесопункта научился этому в общем-то несложному искусству.
— Будет… — сказал главный. — С лесничеством согласовано. Отведут деляны.
— А людей на сплав?.. — начал было Мартемьян Колонков, но… звонки. Короткие, отрывистые. Все.
Постоял, бормоча зло: «Где хочешь занимай, а начальству дай…» Затем положил трубку, снова поднял ее, услышал недовольный девичий голос.
— Сима, ты? — спросил. Сказал: — Вызови Гремина.
Донеслось недоуменное:
— Да-к, ночь…
Взорвался.
— Вызови, говорят.
Увидел возле себя Зиночку, смутился, прищурил глаза…