— А ничего такого, чтобы… Так, помалу…
— Не крути, коль начал.
— Ну, раз… слушайте — радостно говорит Лешка, оглаживая широченной ладонью волосы: — Ерас-то кукушек привечает, сам видел. Честное слово, привечает, товарищ начальник.
Мартемьян Колонков опять хмурится, а Лешка продолжает:
— В путь их собирает долгий. Подкармливает, — смеется.
«Не скалься!» — хочется крикнуть Мартемьяну Колонкову, да не крикнет: самому смешно и отчего-то неловко за лесника Ераса.
Оглянувшись, видит подле штабеля племяша Ераса Колонкова. Лешка говорит:
— Гляньте-ка, и племяша на догляд отпускает. Сам бы и шел, зачем парня-то?
Мартемьян Колонков бросает сердито короткое!
— Не треплись. Работай лучше. Тоже… умник нашелся. — И торопливо идет к пирсу, где стоят лодки сплавщиков.
Ерас Колонков, высокий, худощавый, с черной бородой мужик, вышел на крыльцо, глянул в небо, определил наметанным глазом, что установилось вёдро, бодро сводил пеганку на Болян-реку, скормил ей мерку овса и теперь счесывал скребком с лошади свалявшуюся линьку. Пеганка брыкалась, игриво мотала головой.
Мошка, прилипчивая и назойливая, кружилась в воздухе и не давала Ерасу Колонкову спокойно счесывать линьку.
— И откуда ее столько принесло? — проворчал Ерас Колонков.
Во дворе возле конюшни стояли козлы, на которые был уложен двухметровый обрезок сосны. На обрезке сидел племяш Ераса Колонкова Филька, симпатичный парень с вьющимися волосами и с задумчивым взглядом оленьих глаз.
— Дядь, а дядь — сказал Филька. — Дай я… А ты иди чайку подогрей.
— Ладно тебе, — буркнул Ерас Колонков, не привыкший доверять кому бы то ни было, даже племяшу, счистку линьки.
— Дядь, а дядь, — не отставал Филька. — Чуть не забыл. Недавно ходил на облепиховое разметье, опять приметил — кусты поломаны. И много. Кто бы?
— Опять? — недоуменно поглядел Ерас Колонков на Фильку. — А ты что ж?
— Я бы нашел, да следу нету — смыло.
— Знаю, нашел бы, — ответил Ерас Колонков и непередаваемо ругнулся.
Польщенный Филька, не обращая внимания на ставшую для него привычной ругань Ераса Колонкова, опустил голову и осторожно начал сдирать сосновую кору с обрезка.
Успокоившись, Ерас Колонков спросил:
— На плотбище был, как там?
— По-аккуратному вроде бы.
— По-аккуратному, — передразнил Ерас Колонков. Сказал: — Я нынче на разметье схожу. А ты уж давай за меня — доглядывай. Чуть чего… Без стесненья.
Филька недоуменно пожал плечами. Ерас Колонков, заметя это, сказал:
— Придушили реку корьем. Каждый день одно по одному — заломы, заломы. Беда прямо. И рыбешки, считай, нету уже.
То было так и не так. Поутру Филька видел — хлесткий ветер прибивал к берегу стоящие на приколе рыбачьи боты. Возле них, забредя по колено в воду, собирали хитрые снасти — пожелтевшие переметы, сачковые прутья и сплетенные из ивовых веток морды иные из посельчан. А днища ботов чешуйчато посеребрены. Выходит, не вся рыба сгублена.
— Может, нету, — уклончиво сказал Филька.
Ерас Колонков поглядел на племяша, улыбнулся загадочно. Затем полез в карман пиджака, вытащил что-то зажатое в кулаке. Филька вскочил с обрезка, подошел ближе. Ерас Колонков слегка оттолкнул от себя племяша и опять улыбнулся. Глаза засветились мягко.
— Угадай…
— Вот еще. Стану… — нетерпеливо сказал Филька.
— Как хочешь…
— Покажи, — попросил Филька.
Ерас Колонков разжал кулак. На ладони — семечко с крылышками. Пошевеливается, подрагивает кожицей — вот-вот полетит.
— Сосновичек, — обрадовался Филька.
— Он самый, — важно сказал Ерас Колонков. Слегка подул на семечко — оно запрыгало, заиграло. Прогоготал весело: — Малюсенькое-то. Поменьше воши. А упадет в землю, схватился, и годков через десять вот те деревцо. А?
— Дай-ка мне.
— Можно, — сказал Ерас Колонков. — У тебя рука легкая. У другого, можа, нет, а у тебя легкая.
Филька взял семечко, несколько секунд разглядывал его, затем взмахнул рукой — семечко промелькнуло в воздухе и, подхваченное ветром, перелетело через забор.
— В добрый путь, — сказал Ерас Колонков. — В добрый…
Филька ласково посмотрел на Ераса Колонкова.
Лесник вел под уздцы пеганку. Лошадь изгибала спину — тяжелы торока, туго перевязанные широкими кожаными ремнями.
Чернотропье обвивало сосны, иногда подымалось на взгорье, а затем, словно испугавшись, сбегало под уклон. В утреннем небе дымилось солнце. Тени на земле с каждой минутой становились короче. Спокойно шелестели березы. Рыжий кустарник настырно цеплялся за добротные, перетянутые повыше щиколоток тонкими оборками ичиги Ераса Колонкова. Липучий пот стекал за ворот рубахи, щекотал под мышками, а пальцы ног, туго закрученные холщовыми портянками, чувствовали себя стесненно и неловко.