Пандора изобразила Веселое Удивление:
- Привет, Фрэнки. Рано ты сегодня что-то. Снова заморочки с мочевым пузырем?
- Понимаешь, я тут немного встревожился. Как ты там, закончила все эти свои переговоры?
На лице - Легкое Любопытство, но он прекрасно знает ответ. Знает даже, что я знаю, что он знает.
- А, эти? - Безразличное Пожатие Плечами. - Да, все уже в порядке.
- Да-а. - Теперь изображается Легкое Сожаление. - И как скоро сумеешь ты практически использовать материал?
Пандора мгновенно пробежала по десятку возможных сценариев. Нельзя отбрасывать возможность, что Ф. Ф, или кто-либо из его гопы попытается перехватить Клауса. Подлость будет, конечно же, и прямое предательство, но внутренние склоки иногда выходят за все допустимые рамки. Есть поступки, абсолютно непозволительные в дружной профессиональной семье - и все же в некоторых случаях некоторые личности позволяют себе эти непозволительные поступки. Так что лучше не отвечать.
- Ну, все это нужно будет решить завтра, на совещании. Я уверена, что могу полностью рассчитывать на твое содействие...
Предостерегающий взмах великолепно ухоженной руки.
- Так что, сделка уже завершена? Деньги ушли? И назад уже никак?
Ледяной ужас, и здесь же, рядом, горячее, обжигающее бешенство. Вот и говори после этого о втором начале термодинамики. Пандора автоматически переключилась на Легкое Пренебрежение:
- К чему это ты, Фрэнки, клонишь? На безмерно лживом лице Фрэзера - новое, незнакомое выражение. Папская Непогрешимость?
Да, пожалуй, что так.
- Пресс-конференция. Назначена ровно в полдень. Я туда схожу, обязательно.
Лед одержал полную, сокрушительную победу над огнем. Пандора кое-как нащупала спинку кресла (хромировка и хрустально-прозрачный пластик, и кто же это придумал такое идиотство?) и не села в него, а буквально плюхнулась.
- Какая пресс-конференция?
На исчезающе малую долю секунды в глазах Фрэзера мелькнуло настоящее, искреннее чувство. Очень мерзкое чувство. Затем - полная непроницаемость.
- О, ты что, не слыхала?
- Не слыхала - о чем?
- Сама директорша! Матушка Хаббард лично пригласила все средства массовой информации! За двадцать лет ее царствования - первая пресс-конференция. Зуб даю, старая курица снесла очень любопытное яичко, а иначе - зачем бы ей кудахтать?
Клаус может и поспеть до полудня, но подготовить передачу за какие-то там минуты, пусть даже за час... Нет, ничего не выйдет. Все, что остается Пандоре - это сопроводить объявление о пресс-конференции стандартным, до дыр затертым: "Согласно сведениям, полученным из надежных источников, главной темой..."
Десять миллионов гекто за мелкий слушок, который просуществует несколько часов - и которым сразу же воспользуются все остальные агентства. Воспользуются абсолютно бесплатно.
Не приходится сомневаться, с какой именно целью Хаббард созвала журналистов. Пандора знала все цифры наизусть. За тридцать лет своего существования Ми-квадрат обследовал пятьдесят тысяч миров. Жизнь, какая ни на есть, обнаружена на полутора тысячах миров, но даже эти полторы тысячи не пригодны для колонизации. И нигде никаких следов разума. Нигде - пока не выплыл этот самый каменный топор. Только одно из этих двух открытий могло подвигнуть старуху на личное выступление перед прессой, и как-то сомнительно, чтобы оба они были сделаны в течение одной недели - после тридцати-то лет бесплодных поисков.
Катастрофа!
Подстроенная? Ну откуда Институт мог знать, что WSHB знает?
- Ну что, Пандочка, пойдешь? - Франклин Фрэзер прямо сочился сахарным сиропом. - Или будешь корчиться в схватках, рожать своего миллиардодолларового бэби?
Глава 7
Самп, 7 апреля
- Дай-ка мне свои часы!
- Чего?
Вертолет неторопливо полз на юго-восток; высоко в небе выписывали круги и петли узкие хищные машины сопровождения. Выжатый как лимон, с красными от недосыпа глазами, Седрик намертво прилип к иллюминатору. Телевизор давал цвет, объемы и звук, но реальность, включающая в себя и запахи, и дрожь пола под ногами, и ощущение полета, была несравненно больше, интереснее. Яркая, несмотря на пелену дождя, зелень травы и листьев заставляла вспоминать Мидоудейл как нечто вроде пустыни. Новостройки больше не попадались. Проплывавшие внизу поселки выглядели уныло и запущенно, находились, похоже, при последнем издыхании.
А вот это, наверное, запах моря, решил Седрик, почувствовав в воздухе что-то незнакомое.
- Ты что там, спишь или оглох? Часы свои давай.
Толстяк, долго хранивший мрачное молчание, уставился на запястье Седрика.
Удивленный и настороженный, Седрик расстегнул ремешок. Багшо сцепил руки, зажал часы большими пальцами и крепко, скрипнув от усилия зубами, надавил. Противопылевой, противоударный, противочегоугодный корпус сплющился и треснул, на пол посыпались какие-то детальки. Не обращая внимания на протесты Седрика, Багшо отшвырнул изуродованные часы в угол.
- Да какого хрена? Бабушка подарила их мне на...
- Следилка, - буркнул немец.
Седрик почувствовал, что краснеет. Три побега из Мидоудейла - теперь понятно, почему его неизменно, и очень быстро, ловили.
- Маяк? Так вот, значит, как ты меня нашел.
- Не-а. - В голубых, узко прищуренных глазах - веселый, издевательский блеск. - Я и без того справился.
Немного подумав, Седрик решил, что так получается еще хуже. Его поведение было абсолютно предсказуемым - скорее всего, этому типу не пришлось даже изучать психопрофиль своего подопечного. Недотепа! Господи, ну бывают же такие идиоты! Вырвался, называется, на свободу, а у самого инициативы - что у дрессированной морской свинки. И бабушка все это знает - ну как, спрашивается, буду я смотреть ей в глаза?
Совершенно уничтоженный, с горящими от стыда ушами, он снова повернулся к иллюминатору, но пейзаж утратил уже все свое недавнее волшебство, стал серым и будничным. Недотепа! Недотепа! Недотепа!
Ну а если бы он не показал себя таким идиотом, не испортил бы все с самого начала - что там такое планировала бабушка? Она не захотела вдаваться в подробности, сказала только, что для него есть работа. Разведчики проходят длинную программу обучения и тренировок, а бабушка ни о каких тренировках и не заикалась. Багшо снова молчал, недоброжелательно изучая радужные потеки масла на истертом металлическом полу.
Поселки, в которых теплилась хоть какая-то жизнь, исчезли, потянулась голая, опустошенная земля. Невысокий извилистый вал, состоящий из вырванных с корнем деревьев, обломков зданий, искалеченных механизмов и прочего хлама, отмечал крайний предел, до которого дохлестывают волны при ураганах. Седрик напомнил себе, что это не просто деталь рельефа, а дома, где когда-то жили люди, автомобили, возившие их по дорогам, имущество, накапливавшееся поколениями, - все, с чем связывались людские мечты и надежды. Коряги, покореженный асфальт, обломки бетона, мусор, мусор, мусор. Некоторые нагромождения мусора дымились. Седрик знал, что мусор обязательно поджигают, как только он высохнет, - в этих кучах попадались трупы животных. И не только животных. Каждый шторм передвигал гряду чуть подальше в глубь материка - а штормы становились все чаще и чаще.
Дальше - хуже. За грядой раскинулись бесплодные, насквозь пропитанные солью равнины. Ни кустика, ни травинки, только рваные нагромождения бетона все, что осталось от самых прочных, надежных зданий, - перемежающиеся со странными, прямоугольной формы, болотами - подвалами, залитыми морской водой. Кое-где земля смыта напрочь, до подстилающих скальных пород.
- А куда это мы летим? - с подозрением спросил Седрик. , Институт явно находился в другой стороне.
Багшо оглянулся и небрежно махнул рукой:
- Изоляционисты устроили где-то там ракетную базу. Чем переться прямо, проще обогнуть их стороной.
Седрик разинул рот, пытаясь сообразить, всерьез это немец или прикидывается.
- Они что, стали бы в нас стрелять?
- Во все, что направляется в Институт или из Института.