Через некоторое время она удивленно осознала, что получает искреннее, чистосердечное удовольствие. "Дон Периньон" щекотал в носу с бесцеремонной наглостью аристократического, всемирно известного напитка, и даже принцессе иногда хочется, чтобы с ней обращались как с принцессой. Элия буквально чувствовала озон предгрозового ожидания, наполнявший зал; изобилие лиц, известных чуть не каждому на Земле человеку, лучше всяких слов говорило о важности события. Под светом хрустальных люстр сверкали шедевры лучших модельеров мира, стоившие, в общей сложности, многие миллионы гекто.
Здесь царили приглушенные, пастельные тона, и золотой костюм Элии выглядел излишне ярко. Последний писк на момент покупки, но ведь когда то было, целых три месяца назад. А эти сказочно прекрасные люди, вечно юные боги преходящей славы измеряют шествие моды минутами. Женские груди, безжалостно подтянутые кверху, мужские животы, туго стиснутые, превращенные в подобие стиральной доски, - и как они только умудряются в этой одежде дышать? Некоторые из костюмов явно скрывают под собой механические исхищрения - когда Джесон Гудсон поднял бокал с шампанским, его бицепс вздулся, как у кузнеца-молотобойца.
Внутренний круг, куда допустили Элию, состоял из главных знаменитостей. Представители менее значительных агентств жадно взирали на них с внешней стороны подковы, дальше толпилась мелюзга, никому не известные журналисты и филины.
Элию мало интересовали ведущие обозреватели таких органов, как "Правда" или "Голос Пекина": лучший язык для оперы - итальянский, для поэзии японский, а для новостей, конечно же, английский. Зато она без труда узнала самоуверенную физиономию плотного, вызывающе облаченного в небесно-голубой шелк Франклина Фрэзера из WSHB. Великий человек оказался старше, чем она ожидала, и никакие портняжные исхищрения не могли скрыть чрезмерной ширины его зада.
Бок о бок с ним нарочито грубый Билл Кроузер щеголял глубоким, чуть не до пупа, декольте, открывающим могучую, поросшую густым черным волосом грудь.
А рядом, в бледно-розовом с серебром одеянии, - прекраснейшая из прекрасных, Пандора Пендор Экклес, ангел небесный, слетевший на грешную землю. Она выглядела моложе и привлекательнее, чем когда бы то ни было, - но держалась очень напряженно. Странно, очень странно. А может быть, чем черт не шутит, пресловутое соперничество между Пандорой и Фрэнки - истинный факт, а не просто рекламный трюк W5HB? Дружбой тут, во всяком случае, и не пахнет.
Тем временем Пандора Экклес обрабатывала Элию. Она очаровательно улыбалась, хлопала невинными детскими глазками, мило щебетала - и клала вопросы прямо в цель, словно опытная метательница ножей. Разговаривала ли Элия сегодня с Грантом Девлином? Где он сейчас, в Сампе или Кейнсвилле? А когда ты приехала? А где ты с ним познакомилась ?
Элия изворачивалась, как могла, стараясь поменьше врать. Гранта Девлина она встретила два года назад, в Мекке, за коктейлями, и проговорила с ним ровно три минуты. Странно, чего это Пандора так интересуется Грантом? И чего она вся какая-то дерганая - вон, даже голос срывается.
Зато Фрэнки Фрэзер прямо сиял благодушием.
А затем, когда необязательность директора Хаббард была обсуждена - и осуждена - по сороковому уже разу, дверь открылась. Величественный, аристократичный Питер Квентин растерянно выдохнул: "Мамочки!", перепрыгнул через диван - нет, сиганул через диван - и с заячьей резвостью помчался к вошедшим; туда же устремилось и все истомленное долгим ожиданием население зала.
Сухое морщинистое лицо, узкий, как лезвие топора, нос и оттопыренные уши этого старика узнал бы каждый обитатель Земли. Его спина согнулась под тяжестью лет, но ироничная улыбка осталась той же, что и прежде; приветственно помахав рукой, он прошел в центр зала, к трибуне, установленной посередине открытой стороны подковы. Уиллоби Хейстингз - вечный, как начинало уже казаться, Генеральный Секретарь ООН, политический гигант столетия - возвышался над всеми собравшимися как в переносном, так и в буквальном смысле слова.
Аудитория дрожала от возбуждения, теперь уже никто не сомневался, что предстоит историческое событие. Какое?
- Разум! - громко прошептал кто-то. - Первый контакт, ну точно первый контакт!
- Или первый класс, - упрямо возразил другой голос.
Институт отчитывался перед ООН, а потому в юридическом смысле Хейстингз являлся начальником Агнес Хаббард. Пригласить его на пресс-конференцию было все равно что позвать Господа Бога в свидетели.
С Хейстингзом все ясно, но что это за молодой человек? Даже не молодой человек, а мальчик, при всем своем непомерном росте. Волосы - чистый кошмар, длинные и всклокоченные, а уж костюм... Чудовищный, невообразимый цвет резал глаза, дико контрастировал с мягкими пастельными тонами, преобладавшими в зале. Очаровательное издевательство, только над кем? Над публикой? Или над мальчишкой? Тощий, как глиста, с нервной, испуганной улыбкой на лице, он ни на полшага не удалялся от Хейстингза.
Господи, да где же они его такого выкопали?
Но сердце выбивало барабанную дробь. Элия ощутила острое, как удар электрическим током, прикосновение сатори. Вот чего, оказывается, не хватало этой неуклюжей, лопушистой жердины. Этого подростка-переростка. Да кто он, собственно говоря, такой?
И какое, на хрен, может он иметь ко мне отношение?
Мальчишка горел - как то слово на мятой бумажке из кармана Джетро; его окружала яростная, пламенеющая аура. Он еще не видел Элию, даже не подозревал о ее существовании, но сомнений не было никаких: вот то, из-за чего она пришла на это сборище. Многие столетия мучительных смертей - и все, чтобы привести ее сюда, к этому нескладному, нелепому малолетке.
Хейстингз остановился рядом с трибуной, положил на нее руку. Репортеры и филины, тесно набившись в подкову, чуть не скинули Элию с дивана; она встала и пробилась, безжалостно работая локтями, поближе. Великий Человек обвел жадную толпу глазами, все смолкли.
- Так, значит, вы настоящие! Дружный подобострастный смех.
- А я вот всегда считал, что большинство телевизионных обозревателей просто компьютерные конструкты.
Старик, совсем старик, но форму сохранил великолепную. В зале повисла звенящая тишина, муха пролети - услышишь. Что же мог он делать с аудиторией в те, давние годы, в полном расцвете сил?
- Так вот, я пришел сюда совсем не за тем, чтобы воровать у директора Хаббард ее триумф. Она скоро придет и сама расскажет вам все, что собиралась рассказать. И даже не пытайтесь, - предостерегающий взмах длинного пальца, спрашивать меня про политику, - все равно не отвечу. Но я должен сказать несколько слов в поддержку директора Хаббард - все-таки сегодня ее день.
Театральная, точно рассчитанная пауза.
- Я скажу следующее: обвинять женщин в непунктуальности - чистейшей воды предрассудок и сексуальный шовинизм. Однако, как показывает мой личный опыт, если делать это без лишних промедлений - они вас не услышат.
Смех, гул голосов - и снова взмах пальцем.
- Никаких вопросов! Зато я с благодарностью приму бокал шампанского, и если все вы согласны поговорить неофициально, без записи...
- Ваш компаньон, сэр, кто он такой? Элия чувствовала, что он ждет этого вопроса, - не чувствовала, а знала.
- Кто? - Хейстингз повернулся и взглянул на густо покрасневшего мальчишку. - Этот, что ли? - Снова пауза, легкая, заговорщицкая улыбка. - Так вот, уважаемые леди и джентльмены, я имею честь представить вам своего внука, Седрика Диксона Хаббарда!
Мгновение тишины, а затем - рев, взрыв, словно все присутствующие старались перекричать друг друга.
А ведь эта глиста зеленая интересовала не только меня.
Хейстингз поднял руку, и все снова стихли, он полностью контролировал аудиторию.
- Похоже, они хотят тебя о чем-то спросить. Ты согласен ответить на пару вопросов?
В серых, широко расставленных глазах - панический ужас. Мальчишка яростно затряс головой, рыжие космы взметнулись в воздух.