Хотел бы быть твоим я двойником,
Чтоб каждое случайное движенье –
Сверканье глаз, улыбки выраженье –
Я повторял, вослед тебе влеком.
И было б вечно ясное сближенье,
Где б каждый миг мне был, как я, знаком,
И было б тихо в забытьи таком,
И было б сладко это напряженье.
Но слаще всех неведомых наград
Мне был бы дар неволи благодатной:
Я в ней владел бы тайной невозвратной,
Ей победил бы целый мир преград, –
С ней каждый миг – в игре тысячекратной
Твоих страстей, порывов и отрад.
Пусть буду я навек твоей судьбой.
У ног моих пусть плещет и дробится
Твоя душа, готовая разбиться,
Как о скалу смирившийся прибой.
Вокруг тебя, в тебе, везде – разлиться –
И течь, и влечь, как воздух голубой,
Как небосвод, раскрытый над тобой,
Которому б хотела ты молиться.
Как жертвенный тебя палящий дым,
С огнем багровым виться и клубиться
И содрогаться сердцем молодым, –
Пока твое не перестанет биться.
В предсмертный миг пылай в моем огне,
Чтоб вместе с ним отдаться – только мне.
«Есть имена. Таинственны и стары…»
Есть имена. Таинственны и стары,
Пылают властью эти имена.
Как приворотных зелий семена,
Они таят неведомые чары.
Дивились им века и племена,
Иль тихо пели их сквозь зов гитары,
Они властны, как сладкие кошмары,
В усладах их безвластны времена.
Из них одно в прозрении глубоком
Душа зовет, из века в века — одно,
Покорена проникновенным оком.
Не знаю я, недавно иль давно —
И я настигнут именем — как Роком.
Сегодня мне узнать его дано.
«Столпились тесно липы, сосны, клены…»
Столпились тесно липы, сосны, клены,
Над озером смыкаются кольцом –
И в синеве сплетаются венцом
Их пышные зеленые короны.
На нежных мхах их вековые троны.
Деревья никнут радостным лицом
Над зеркалом – над круглым озерцом, –
С улыбкой гордой – царственные жены.
И мирный свет проник зеркальность вод –
И, не дробясь в сиянии и блеске,
Она лилась в журчании и плеске.
А в глубине раскрылся небосвод
С зеленым краем – радостно лазурной
Гирляндами увитой светлой урной.
Приди ко мне, возлюбленный Икар.
Вот — я решил великую задачу!
И празднеством я этот день означу;
Прими же крылья — мой бесценный дар.
Теперь в мечтах о родине не плачу:
Минос могуч, я — немощен и стар;
Но злу нанёс решающий удар.
Даров свободы втуне не истрачу.
О верь мне, сын. Недаром твой Дэдал
Познал страду творящего усилья
И всем богам молился и рыдал.
Почувствовал и в этой сказке быль я;
Благого неба тайну угадал —
И создал ныне царственные крылья.
Люблю полёт ночной — при свете звёзд.
Летя, прельщусь то этой, то другою —
Меж нами встанет лёгкою дугою
Невидимый — и достижимый мост.
Но только дню всю душу я раскрою.
Безгранный мир величествен и прост;
Я в крыльях чую жизнь, порыв и рост,
Я увлечён их мощью, как игрою.
А иногда, разнежен и ленив,
Спустившись низко, плавно пролетаю
Над гладью вод, над ширью рощ и нив,—
И вдруг, пронзая облачную стаю,
Взвиваюсь ввысь — и, глаз не заслонив,
Гляжу на солнце — и смеюсь, и таю.
О, наконец ты на моей груди!
Но недвижим, но бледен, как лилея.
Напрасно я, как мать, тебя лелея,
Шепчу, кричу: «Откликнись! Погляди!»
Как я ждала, в желаньях тайно млея,
Когда один летел ты впереди –
И низко, низко. «Милый мой! Приди!» –
И руки подымала в полумгле я.
Как нежен шеи палевый загар…
Как кротко светит на тебя Плеяда…
Пошевелись, вздохни! Взгляни, Икар!
Любила солнце для тебя наяда!
О солнце! Взгляд твой – злейшая из кар!
Кому, за что – твой кубок, горше яда?!