Сравнение было не в пользу капиталистического сектора. Почти сразу же после провозглашения отмены крепостного права помещики начали терять свою часть земли. Они закладывали и продавали свои поместья так стремительно и по столь низким ценам, что правительство, встревоженное перспективой исчезновения класса, на который оно все еще, хотя и с трудом, опиралось в деле поддержания внутренней стабильности, предприняло ряд компенсирующих шагов. Так, например, в 1885 году был основан Дворянский Банк, выдававший ссуды под проценты, ниже обычных коммерческих. Но никакая помощь правительства уже не могла ощутимо приостановить процесс разорения помещичьего дворянства. Каждый год примерно 1 процент помещичьих владений терял своих исконных владельцев — либо в случае продажи, либо в случае потери права выкупа из заклада. Если бы этот процесс шел своим естественным путем, то российское дворянство было бы полностью оттеснено от владения землей где-нибудь к середине XX века — безотносительно происшедшей революции. (В действительности к 1916 году 89,3 процента пахотных земель и более чем 94 процента поголовья крупного рогатого скота в европейской части России находились в руках крестьян[65].) Данные такого рода, тщательно фиксируемые земскими статистиками и анализируемые профессиональными экономистами, неизбежно наводили на мысль, что капиталистическое сельское хозяйство в России не имело будущего. Ибо если даже образованное дворянство, в распоряжении которого были мощные материальные ресурсы и изрядная поддержка со стороны правительства, не смогло пойти по этому пути, то какие шансы могли быть у крестьянина, владеющего небольшим или хотя бы средним хозяйством? На праздновании десятилетия отмены крепостного права А. И. Чупров, в то время преподаватель Московского университета и позднее один из ведущих экономистов страны, выразил убеждение в том, что если общины распадутся на индивидуальные частные владения, то крестьянству ничего не останется, как распродать свое имущество и превратиться в безземельный пролетариат[66].
Все это заставило обратить внимание на крестьянские общины тех, кто не сочувствовал ни консервативному национализму собственно славянофилов, ни тому радикальному варианту славянофильства, который зиждился на идеях Герцена и Чернышевского. Критика общин исходила в основном от нескольких сторонников политики невмешательства, никогда не пользовавшейся в России особым влиянием, — таких, как И. В. Вернадский и М. М. Ковалевский. Представители доминировавшей среди профессиональных экономистов школы, многие из которых были учениками Чупрова, придерживались мнения, что в российских условиях общинное землевладение было более жизнеспособным, чем капиталистическое. Эта точка зрения подкреплялась множеством научных работ, базировавшихся на огромном количестве статистических данных[67].
Но если общинный принцип землепользования так хорошо подходил для России, то почему так плохо жили крестьяне? На этот очевидный вопрос защитники общины возражали, что ужасное, по общему мнению, состояние постреформенного сельского хозяйства объяснялось не недостатками общинной системы землепользования как таковой, а ошибками проводимой правительством экономической политики. Та часть земли, которая в 1861 году была выделена правительством крестьянству, оказалась недостаточной для того, чтобы крестьянство могло справиться с выплатой и налогов, и выкупа, возложенного на него за эту землю все тем же правительством. Изучение семейных бюджетов показало, что налоговые обязательства крестьянина превышают его доход и не оставляют ему другого выбора, кроме как погружаться в долговую яму. Правительство легко могло бы улучшить ситуацию, согласившись сделать для крестьян две вещи: за счет дворянства и короны существенно увеличить их наделы и уменьшить их налоговые обязательства[68]. Существовала и настоятельная необходимость облегчить получение кредитов, равно как и оказать другую помощь крестьянам, переселяющимся в Сибирь. Если бы все это было сделано, национальный аграрный кризис разрешился бы сам собой. Таково было мнение российских информированных кругов в 1880-е годы, и его разделяло большинство экономистов-теоретиков и профессиональных статистиков.
65
См.:
66
См.:
67
Например,
68
Таковы были рекомендации известного статистика