Восхищаясь народовольцами, Маркс и Энгельс довольно холодно и чуть ли не враждебно отреагировали на появление в России социал-демократического движения. Пионер этого движения Плеханов отвергал террор и захват власти как элитарную тактику борьбы, несовместимую с фундаментальным принципом социалистического революционного движения, состоящем в том, что освобождение народа должно осуществляться самим народом, и тем самым полностью разошелся с «Народной волей». Покинув Россию и обосновавшись в Швейцарии, он погрузился в чтение социал-демократической литературы, которая довольно скоро предоставила ему более основательные возражения против террора и насильственного захвата власти. Ознакомившись с социологическими и политическими работами Маркса, Энгельса и их немецких последователей, он убедился, что социалистическому обществу необходима зрелая экономическая база и что такая база может быть создана только при капитализме. В 1885 году в работе «Наши разногласия» Плеханов писал, что даже если террористам и удастся свергнуть имперский режим и захватить власть в свои руки, они будут неспособны организовать экономику России на социалистических началах по причине ее примитивного, докапиталистического состояния. Успешный государственный переворот в России приведет не к социализму, а к «политическому уродству, вроде древней китайской или перувианской империи, то есть к обновленному царскому деспотизму на коммунистической подкладке»[83]. Плеханов призывал своих соотечественников отказаться от анархизма и бланкизма с их тактикой «прямого штурма» и принять более мудрую политическую стратегию, включающую в себя две последовательные фазы. Первая — образование альянса между революционерами и всеми социальными группами, заинтересованными в отмене абсолютизма (это особенно касалось буржуазии) и замене его системой, гарантирующей политическую свободу. В этой коалиции социалисты обязаны были играть роль «гегемона». (Последняя точка зрения была теоретически разработана Павлом Аксельродом, товарищем Плеханова.) И как только политическая свобода будет достигнута, ситуация вступит во вторую фазу — социалисты должны обратиться против своих недавних союзников и инициировать классовую борьбу, в ходе которой они поведут пролетариат к победе и социализму. Плеханов признавал, что крестьянские общины имеют определенные достоинства, но не возлагал на них больших надежд, считая неизбежным вторжение в Россию капитализма. Совместно с Аксельродом и Верой Засулич он организовал в Женеве небольшую группу, которая получила название «Освобождение труда». Приняв в качестве программы разработанные Плехановым принципы, эта группа посвятила себя задаче разрушения остатков «Народной воли» и замены ее социал-демократической партией, организованной по немецкому образцу.
Казалось бы, в сложившихся обстоятельствах Маркс и Энгельс должны были поддержать то русское революционное движение, которое, принимая экономические основы их учения, усваивало и его социологический и политический аспекты. Тем не менее они повернулись к нему спиной. В начале 1880-х они ждали великих дел от «Народной воли» — «передового отряда революционного движения», как его называл Маркс[84], — и не видели никакого смысла в поддержке крохотной группы женевских эмигрантов, полных решимости расправится с этой самой «Народной волей». Нет, в России, как теперь был уверен Маркс, дело нужно было делать по-другому. «Следила ли ты за судебным процессом против организаторов покушения в Санкт-Петербурге? — спрашивал он свою дочь Дженни, имея в виду судебный процесс над террористами, убившими Александра II. — Это действительно дельные люди, без мелодраматической позы, простые, деловые, героические… они, наоборот, стремятся убедить Европу, что их modus operandi является специфически русским, исторически неизбежным способом действия, по поводу которого так же мало следует морализировать — за или против, как по поводу землетрясения на Хиосе»[85]. В 1885 году (через два года после смерти Маркса) Вера Засулич, не теряя надежды заручиться поддержкой Энгельса социал-демократическому делу, прислала ему экземпляр статьи Плеханова «Наши разногласия», содержащей критику бланкизма с точки зрения марксистской социологии. Однако тон ответа Энгельса не оставлял сомнений в том, что его симпатии находятся на стороне «Народной воли»: «То, что я знаю или думаю, что знаю, о положении в России, склоняет меня к тому мнению, что страна приближается к своему 1789 году. Революция должна разразиться в течение определенного времени; она может разразиться каждый день… Это один из исключительных случаев, когда горсточка людей может сделать революцию… И если когда-либо бланкистская фантазия — вызвать потрясения целого общества путем небольшого заговора — имела некоторое основание, так это, конечно, в Петербурге… По-моему, самое важное — чтобы в России был дан толчок, чтобы революция разразилась. Подаст ли сигнал та или иная фракция, произойдет ли это под тем или иным флагом, для меня не столь важно»[86].
83
85
Письмо от И апреля 1881 года. —
86
МЭРР. — С. 514. Это высказывание неизбежно наводит на мысль, что в октябре 1917 года Энгельс скорее поддержал бы Ленина и Троцкого, чем меньшевиков, настаивавших на том, что революция может произойти только при строго соответствующих условиях.