Душа:
«Господи, излишне щадишь Ты смрадную мою темницу,
в какой пью я мира сего водицу
и в великом своем убожестве
ем хлеб из пепла моего ничтожества.
Смертельно уязвлена я стрелою любви Твоей огнеликой.
Оставь меня, Господи, неумащенной лежать здесь в муке великой».
Бог:
«Сердце мое, Царица моя,
к чему в нетерпении мучить себя?
Если нанесу Я рану тебе с любовью,
то и умащенье тебе приготовлю.
Богатства Мои, все Мое — твое.
Превзойдешь ты силою Меня самого.
Я всем сердцем Своим люблю тебя свято.
У тебя весы, у Меня — злато.
Все, чего ты лишилась, Царица,
возмещу Я тебе сторицей.
Желаю Я тебе Себя подарить
и волю твою претворить».
Душа:
«Господи, хочу я Тебя спросить
о двух вещах. Объясни мне, как быть,
когда печалятся очи мои,
и молчат простодушно уста мои,
когда язык мой скован тоской,
и вопрошают чувства: “Что со мной?”
и все во мне к Тебе взывает?
Когда моя плоть истает,
и кровь иссохнет, и кости окоченеют,
и вены сожмутся,
и сердце от любви Твоей истечет,
и душа, словно голодный лев, возопиет,
каково будет мне?
О, где же Ты, где?
Любимый, ответь же мне!»
Бог:
«Ты чувствуешь себя в сей миг,
словно дева, какую во сне оставил жених.
Ему она верила всей душой,
не вынести ей такой муки —
хоть и минутной разлуки.
Проснувшись, она его не найдет,
но чувство ее к нему не пройдет.
Оттого жалобы ее трогают сердце.
Покуда Жених деву не ввел в Свой дом,
в разлуке она тоскует о нем.
Я прихожу к тебе неизменно,
будь же сдержанна и смиренна.
Свое горе сокрыть сумей,
и любовь наша станет сильней.
Тогда Я скажу тебе, где пребываю:
Я пребываю в Себе Самом,
везде и во всем.
Так было еще до начала начал бытия.
В саду любви ожидая тебя,
рву Я цветы единения чистого,
готовлю из трав ложе душистое
святого познания.
И ясное солнце Моей предвечности
озаряет тебя сокровенным чудом блаженства,
кое тебе уже ведомо.
И Я склоняю древо Троицы Моей пресвятой к тебе до земли,
и ты рвешь сочные его плоды — яблоки белые, зеленые и красные мои[109],
Сокрытая под сенью Духа Святого
ото всех печалей земных вдали.
И вот уж все муки твои из сердца ушли.
И когда обнимаешь ты древо,
учу Я тебя напеву —
словам, сладким звукам, пению дев.
Не могут постичь сей напев
те, кто предались пороку.
Но и они вознесутся высоко.
Любимая, должно тебе уже песни свои начать,
позволь Мне услышать, как они зазвучат».
Душа:
«Увы, Любимый, хрипит
целомудрия моего гортань.
Но сладость проникновенной нежности Твоей
заставила голос мой зазвенеть,
и я сумела запеть.
Господи, Твоя и моя кровь — одно безмятежное.
Твоя и моя любовь — одно неделимое.
Твои и мои ризы — одно незапятнанное.
Твои и мои уста — одно нецелованное.
Таково моей любовной песни звучание,
слова ее и сердечные чаяния.
Должно им в тайне пребывать,
ибо человеку их не описать».
26. О книге сей и писавших ее
От книги сей меня предостерегали,
люди мне так угрожали:
коли от нее не откажутся,
в пламени книга окажется!
И тогда я так поступила,
как в детстве, когда грустила.
Я обратилась с молитвой к Любимому моему и молвила:
«Ах, Господи, во славу твою сносила я поношения,
неужто теперь не дождусь от Тебя утешения?
Ведь Сам Ты меня принудил
написать сию книгу людям».
И вот предстал пред моею душой в то же мгновение
Господь, и держал Он в деснице сие творение и рек:
«Не печалуйся, любимая Моя,
истина не боится огня,
тот, кто хочет книгу сию отобрать у Меня,
должен быть сильнее, чем я.
Эта книга троична
и знаменует Меня Самого.
Пергамент, в который она облачена,
есть образ Моей чистой, белой справедливой
человеческой сути,
какая ради тебя смертные муки претерпела.
Слова суть чудесная Моя Божественная основа.
Из уст Божественных Моих струиться готово
прямо в душу твою за словом слово.
Звучание слов объясняет Бога живого
и вместе с Ним истину открывает.
Пусть речь Моя тебя окрыляет:
книга сия тайну Мою возвещает.
Отбрось же скорей все сомнения».
«Господи, ах, если б не мне, а ученому мужу
духовного звания
чудо великое от Тебя было явлено в назидание,
было б оно во веки веков прославлено.
Но разве поверит хоть кто-то,
что Ты среди грязи болота
возвел златой Свой чертог?
И в нем поселиться мог
с небесной свитой и Девой Пресвятой?
Господи, нет, непостижно сие для мудрости всей земной».