35. Пустыня обладает двенадцатью вещами
Должна ты любить Ничто[40]
должна ты бежать всего.
Должна ты остаться одна,
сближаться ни с кем не должна.
Должна ты дел сторониться,
от мира освободиться.
Пленников должна отпустить
и свободных переломить.
Должна ты больных услаждать
и себе ничего не стяжать.
Должна ты воду страдания пить,
пыл любовный в душе своей воспламенить:
тогда ты воистину станешь в пустыне жить.
36. О злобе, благих делах и чуде
Злоба твоих врагов да украсит тебя,
Добродетели твоего сердца да облагородят тебя,
Благие дела да увенчают тебя,
Наша с тобой любовь да возвеличит тебя,
Мое всеблагое чудо да освятит тебя.
37. Душа отвечает Богу, что не достойна милости
Возлюбленный! Чтоб враг меня бесчестил, мечтаю я,
по добродетельному сердцу тоскую я,
но благих деяний нет, увы, у меня.
Любовь нашу святую только лишь порчу я,
и чуда милости Твоей великой, нет, не достойна я.
38. Господь величает Душу, четыре греха одолевшую
Господь наш в Небе величает
свою возлюбленную Душу на земле:
«Узрите, как подымается она,
Меня уязвившая.
Она обезьяну мира от себя отринула;
она медведя похоти одолела;
она льва высокомерия растоптала;
она волку жадности пасть зияющую разорвала;
и бежит она, подобно оленю преследуемому,
к источнику, каковой Аз есмь.
Она вздымается подобно орлу
из низины в вышину».
39. Бог вопрошает Душу, что она несет (Ему)[41]
«В любви ты стремишься столь бурно излиться,
скажи, что несешь Мне, Моя Царица?»
40. Она ответствует Богу, что есть лучшее, чем семь вещей
«Господи, Тебе несу я драгоценный дар,
он более гор,
шире мира,
глубже моря,
выше облаков,
великолепнее солнца,
богаче звезд,
и весит более всего царства Земного».
41. Бог славит ее и вопрошает, как зовется сокровище
«О ты, подобие и образ Моего Божества,
почитаемый в Моем Человечестве,
изукрашенный Духом Святым,
скажи Мне, как зовется сие сокровище?»
42. Сокровище зовется: услада сердца
«Господи, зовется оно сердца услада,
мною у мира отнятая награда,
какую я долго в себе хранила,
и ото всех созданий таила.
Но боле не могу я ее таить.
Господи, куда мне ее обратить?»
43. Вложи свою усладу в Троицу
«Свою сердечную усладу
в Мое Божественное сердце вложи,
на Мою грудь человеческую возложи.
И тогда только утешишься вдруг,
и тебя поцелует Мой Дух».
44. О семикратном пути любви. О трех платьях Невесты и о танце[42]
«Ах, любящая Душа, ты хочешь знать, каков твой путь?»
«Да, возлюбленный Святой Дух, наставь меня в сем!»
«Когда ты пройдешь через боль раскаяния, и через суровость исповеди, и через труды покаяния, и через любовь мира, и через искушение диавола, и через соблазны плоти, и через проклятое своеволие, каковое удерживает многие души столь сильно, что они никогда не приходят к подлинной любви, и когда ты одолеешь большинство своих врагов, тогда ты так устанешь, что скажешь: “Юноша прекрасный, я тоскую по тебе, где мне найти тебя?”»
И вот говорит Юноша:
«Я голос возлюбленной слышу,
он пылкой любовью дышит.
Добивался я ее много дней,
но не выдал голос ничего о ней.
И вот, умиленный,
я должен спешить ей навстречу.
Та она, чьи любови и скорби исполнены речи».
Поутру, в сладостной росе — а сие есть потаенная задушевность, какая первой проникает в душу, — говорят ее камергеры, сиречь пять органов чувств:
«Госпожа, Вам надлежит одеться».
«Ах, любезные мои! Куда же мне теперь?»
«Мы услышали шепот ночи:
юный князь с Вами встретиться хочет.
Он идет по росе, среди птичьего пения,
о Госпожа, ни к чему промедление!»
После сего она надевает рубашку кроткого смирения столь смиренно, что смиреннее она никак не может страдать; на нее она надевает белое платье истинной невинности, столь чистое, что она и в мыслях, и в чувствах, и в прикосновениях не допускает ничего, что могло бы запятнать его. Затем она накидывает плащ святославия, каковой позолотила она всеми добродетелями. Так она отправляется в лес, в каком собирается общество святых людей. Там, в благозвучном единении с Господом, день и ночь поет сладчайший соловей, и она слышит там много сладких голосов птиц святого познания. Но Юноша еще не пришел туда. И вот рассылает она гонцов, ибо желает она танцевать[43]. И посылает она за Верой Авраамовой, и за Страстным желанием пророков, и за Чистым Смирением нашей Святой Девы Марии, и за всеми Святыми Добродетелями Господа нашего Иисуса Христа, и за всем Великолепием Его избранных[44]. И тогда начинается чудный танец во славу и честь (Господа).
вернуться
Должна ты любить Ничто... — В главе 35 (как и в главе 7) Мехтильда излагает свое понимание служения Богу в негативной, апофатической традиции, идущей от Псевдо-Дионисия. Ее основная идея: сущность Бога невозможно выразить, Бог есть Ничто. В обобщающей, последней, строке «Ничто» заменяется контекстуальным синонимом «пустыня», кстати, также чрезвычайно распространенным в немецкой мистике. Ярко высвечена главная мысль: человек, служащий Богу (Ничто), должен стремиться к тому, чтобы уподобиться ему и, освободившись от всего суетного и преходящего, стать «ничем». Эта мысль доводится до читателя в виде заговора, заклинания, способного уже одной своей формой удержать от влияния «внешней» жизни, уводящей от Бога.
Исследователи с большой долей вероятности предполагают, что знаменитый мистик Майстер Экхарт (ок. 1260 — 1327/1328) был хорошо знаком с книгой Мехтильды. Более того, существуют достаточно убедительные доказательства, что «Струящийся Свет Божества» оказал определенное влияние на язык, систему образов и духовное содержание его произведений. В частности, слова «niht» и «wuestenunge» (совр. Wüste, «пустыня»), получившие позднее терминологическое обоснование в трудах Майстера Экхарта, задолго до него употребляла Мехтильда Магдебургская. Как водится в любом заклинании, отдельные места текста «темны», не поддаются однозначному пониманию, как, например, строки о том, что пленных надо освободить, а свободных одолеть (осилить). Возможен такой вариант истолкования: речь идет о деятельной любви к ближнему, о понимании Мехтильдой своей миссии — донести до других идею любви к Богу. Растолковать им необходимость следовать за волей Божией означает тем самым «связать» их свободу (своеволие). Можно предположить, что во времена Мехтильды текст был достаточно понятен читателю и слушателю. Некоторая содержательная «невнятность» вовсе не мешает восприятию общей идеи. Более того, испытанная веками форма словесного народного творчества, воспринимавшаяся в ту пору как живая, действенная часть словесной культуры, позволила Мехтильде кратчайшим путем донести свое сокровенное понимание того, что должно (и не должно) делать, чтобы жить в Боге.
вернуться
Бог вопрошает Душу, что она несет (Ему). — Главы 39-42 написаны в форме загадки. Здесь интересен не только и не столько сам факт использования в мистическом произведении такой древней словесно-образной структуры, как загадка, сколько та цель, с которой она использована. Загадка всегда скрывает действительное содержание вещей, она, говоря словами О.М. Фрейденберг, постоянно «...подсовывала мнимый смысл, заведомо не отвечавший подлинному. Но целью своей она ставила... “обнаружить” запрятанный подлинный смысл и «узнать» неузнанное». (Фрейденберг О.М. Миф и литература в древности. М., 1978. С. 194). Но разве не таков, по христианской мысли Средневековья, и весь земной путь человека, погрязшего в призрачных сиюминутных заботах, но мучительно разгадывающего потаенный смысл Божественных знаков, начертанных ему в природе, оставленных в слове. Поняв, «угадав» их, он сможет подняться и стать вровень с тем, кто сотворил его по своему образу и подобию. Только любовь к Богу вознесет его, как это было с Мехтильдой, поверх облаков, звезд и солнца — туда, где его ждет высшее блаженство.
вернуться
О семикратном пути любви. О трех платьях невесты и о танце. — Глава 44 по праву считается вершиной лирического таланта Мехтильды Магдебургской. Она хорошо показывает специфику средневекового произведения, многожанровость внутри одного текста (анализ главы см. в статье Приложений).
вернуться
...ибо желает она танцевать. — Аллегория танца имеет такую же древнюю традицию, как и чрезвычайно близкая к ней аллегория музыки. Она уходит своими корнями в древнегреческие мистерии и через Платона («Федр») и неоплатоников проникла в христианство (см. статью в Приложениях).
вернуться
Через аллегорические фигуры Мехтильда, по-видимому, хочет выразить ту мысль, что она ищет совет, помощь и поддержку в Писании и в церкви, олицетворением которой издавна была Дева Мария (см. статью в Приложениях).