По странному стечению обстоятельств после такой песни производительность труда у исполнителей отнюдь не падает, скорее наоборот. И это неопровержимый факт.
Есть песни, в которых можно встретить пессимистические нотки:
Но тут же в припеве звучит совсем иное:
И поют везде, и поют обо всем. Так уж повелось, и в ближайшем обозримом будущем такое положение вряд ли изменится.
Стоит сказать о героях студенческих песен. Поют в песнях о деканах, командирах, комиссарах, механизаторах, о «маципуре» (читай картофелекопалка), о международном империализме, о возчике, о грузчиках, о колорадском жуке — одним словом, нет ничего из того, что не могло бы попасть в песню.
Песня в колхозе «ургушников» успокаивает, бодрит, веселит, навевает грусть, смешит до колик в животе, помогает «выговориться».
Рассказывают, будто ночью к распевающим песни студентам подошел куратор и потребовал прекратить, поскольку первокурсникам, дескать, нужно отдохнуть. Но те допели до конца все свое и лишь после того пошли спать. «Выпеться», вероятно, просто необходимо в колхозе, и вряд ли стоит этому мешать.
Песня — хранитель традиций. Песня объединяет. Песня и разделяет, но только в одном случае. Глухой зимой зазвучит что-нибудь колхозное, и вот уже «колхозная братия», своеобразная общность «мы», то есть те, кто там бывал, незримой чертой отделены от тех, кто там пока еще не был.
У каждого отряда есть свои, ни на какие другие не похожие песни. У каждого сезона тоже. Если же таковых не оказалось, значит, дело плохо. Кто-то из «стариков» сказал об этом очень хорошо и точно:
«Плохо сработали, — мало пели!»
МАМА, ПАПА И ДОЦЕНТ
Мы уже не раз подчеркивали, что студенты УрГУ в колхозе максимально самостоятельно решают практически все вопросы. По при этом всегда с ними находится человек, типичный портрет которого может выглядеть так: среднего роста, в очках или без них, с бородой или усами, ассистент, аспирант или доцент, возраст неопределенный. От студентов отличить можно только по более или менее чистой верхней одежде и выбритости, если, конечно, нет бороды. Должность его обладает равнодушно-канцелярским названием: прикрепленный преподаватель.
Чем же он занимается, что должен делать в колхозе, поскольку прибыл туда в командировку при наличии такой мощной организации студенческого самоуправления? Сначала о том, чего нельзя делать в колхозе преподавателю: ассистент, аспирант, доцент (профессора, как правило, не посылают, да и неловко как-то) не должен: вмешиваться в дела командира и комиссара, в технологию уборки, в отношения штаба отряда и руководства хозяйством, давать наряды провинившимся, диктовать меню кухонным работникам, навязывать способы проведения досуга, отлучаться без осведомления командира, влиять на диагнозы отрядного врача, снимать пробы блюд на кухне, бить и оскорблять лошадь возчика, требовать отдельного стола и зарплаты.
Табу для преподавателя обширны. Этот перечень строгих запретов он выслушивает от «трудовиков» из комитета ВЛКСМ. Позитивная же программа преподавателя весьма скудна, притом настолько расплывчата, что аспирант последнего года обучения пишет в колхозе автореферат, что касается всех прочих, то один читает запоем толстые журналы из отделенческой библиотеки, другой пропадает на Бисерти с удочкой, третий обивает пороги книжных магазинов и лавок в радиусе нескольких десятков километров, четвертый ходит от бригады к бригаде, мешая, а то и помогая собирать картошку. Словом, выбор образа колхозной жизни преподавателя — подчас совершенный произвол.
Что же тогда остается ему? И зачем вообще его туда отправляют? Главная забота — чтобы студенты приехали домой целыми, невредимыми, готовыми сесть за учебники. Его удел — контроль за соблюдением правил техники безопасности на уборочных работах. И ради этого он может делать все из того, что ему запрещено. Но прикрепленный преподаватель — отнюдь не единственный из тех, кто курирует, наблюдает и просто присутствует в колхозе. Возросший уровень благосостояния людей своеобразно отозвался и на уборочном отряде. Одно из следствий этого — двести километров с гаком от Свердловска до Красноуфимска ничего уже не значат для моторизованного родителя. И потому в субботу или в воскресенье у кромки картофельного поля нет-нет да и появится «жигуленок» с номерным знаком соседней области — мама с папой решили проведать ребенка, пусть даже и двухметрового роста. А раз проведать, то и привезти массу всяческих гостинцев. После такого «родительского дня», какой бытует в пионерлагере, в бригаде «ребенка» вечером пиршество с арбузом, конфетами, домашними деликатесами.
По вполне понятным причинам некоторых родителей интересует, заботит, тревожит то, что «чадо» ест, пьет, на чем спит, чем укрывается, как отдыхает, да мало ли что может интересовать маму и папу. Одни, преодолевая деликатность и смущение, обращаются к командованию отряда с пространными намеками на качество пищи, недостаток комфортности жилья, на перенесенную дитяткой в детстве корь и ангину, и вследствие этого — некоторую хилость организма, которая требует щадящего режима. Можно с уверенностью сказать: если б чадо об этом услышало, то мы смогли бы присутствовать при небольшом обострении пресловутой проблемы «отцы и дети». Ибо ни один ребенок в мире, тем более во студенчестве, не хотел бы выглядеть в глазах сокурсников слабым в коленках, пусть даже и на самом деле что-то там неладно со здоровьем.
Другие же родители делают то же самое гораздо энергичнее, включая и воздействие на деканат. Образчик такого поведения мы уже представили выше.
Третьи, по счастливому обстоятельству живущие рядом, в Красноуфимске, проявляют чудеса заботливости. Родители первокурсницы, проживающие в Красноуфимске, наладили в один из дней снабжение бригады, где работала их дочь, горячими пирожками: мама напечет партию — папа отвезет, напечет — отвезет, напечет — отвезет. Благо Приданниково, где работала их бригада, совсем рядом. И коллеги-браздарки на зависть другим уплетали немыслимой вкусноты горячие пирожки. Хорошо это или плохо — судить трудно. Что же касается командира отряда, то он не прочь бы поставить у поля пост ГАИ с милиционером, наделенным соответствующей инструкцией.
Нельзя сказать, что родительские наезды мешают, дезорганизуют воспитательную работу в отряде. Но в то же время не скажешь, что они этому способствуют.