— Ну что ты! Давно уже твоя статья в наборе, уже… — он глянул на часы, — уже, поди и отпечатали! Ну, мы кое-что там подтесали, подровняли… А что новый вариант написал, так не пропадет, не переживай. Опыта набрался… Вот что: мне в типографию срочно, времени мало. Сотрудничать берешься?
— Конечно.
— Тогда слушай задание.
Он предложил мне писать статьи к профессиональным праздникам, которые в СССР отмечались едва ли не каждое воскресенье. Ну, как я понимаю, придумывали их искусственно в пику религиозным, которые в дореволюционной России знал самый распоследний нищий. Не говорю уж про Рождество и Пасху, но всем известно было, в какой день какого святого почитают. Вот в противовес этим святым советское государство придумало чествования представителей разных профессий, только со скользящим графиком: День геолога — первое воскресенье апреля, день металлурга — третье воскресенье июля, и так далее…
— День химика — когда?.. — не без умысла прищурился редактор.
— Последнее воскресенье мая! — четко отрапортовал я.
Немая сцена.
— Ну, ты даешь, Родионов!..
— Недаром же я химией увлекся в школе.
— Молодец! Тогда так: последнее воскресенье сентября — День машиностроителя. Готовь материал!
— Ясно.
— А теперь пошли! Мне в типографию.
Разговор про Беззубцева пришлось отложить, ну и ладно. Столбов какими-то черными ходами пустился в типографию, а я вышел в парадный вестибюль…
И увидел, что из противоположного крыла туда же собственной персоной вышла загорелая, прекрасно выглядящая Лена в знакомом мне джинсовом костюме.
— Лена! — обрадовался я. — Лена, привет! Вот встреча!..
Она остановилась, обдала меня холодным взглядом из-под роскошных ресниц:
— Мы с вами где-то встречались?..
Глава 23
Так. То есть, что-то не так.
Лена смотрела на меня так сердито, что я едва удержался, чтобы не рассмеяться. Прямо эриния какая-то. В общем-то ясно, что не так: уже стуканул кто-то. И судя по всему, в ее родном отделе кадров. Что там могли ей слить?..
Ладно! Разберемся. А пока не будем прогибаться перед разгневанной нимфой.
— Жалуетесь на память, барышня?.. — с самой утонченной иронией.
Барышня надменно сощурилась:
— У меня с памятью все в порядке. А у вас?
— А у нас — зоркий глаз, — скаламбурил я, и на этом словесный кордебалет мне надоел. — Слушай, Лена, ну будет кривляться. Что произошло?
— Ах, это ты у меня спрашиваешь, что произошло⁈ А у себя спросить не хочешь? Как ты подпал под чары старой кикиморы? Обомлел от… от преданий старины глубокой?
Она постаралась излить самый ядовитый сарказм.
Ну, кажется, расклад ясен: кто-то из сослуживцев просек наше рандеву с Ларисой Юрьевной. Какой отсюда был сделан вывод, неизвестно, но Леночке на мозги постарались капнуть посильнее. И вот она теперь смотрит на меня такой сердитой, но все равно миленькой собачкой, вроде шпица.
— Где мое письмо? — последовал грозный вопрос.
— Ну где! Храню в золотом портмоне. Как письмо Ленина к… э-э, к Двенадцатому съезду. ВКП(б).
— Дурак! Верни.
И разгневанно топнула ножкой.
— Вместе с портмоне? — спросил я с самым невинным видом, и сразу же, не дожидаясь гневных молний, заговорил умиротворяюще:
— Ладно, Лен, все. Погавкались, и хватит. Давай поговорим нормально… — шагнул к ней и руку протянул, но она мстительно фыркнула:
— Сам с собой разговаривай! И руки убери. Они же у тебя для того, чтобы… чтобы старую жопу щупать!
Наверное, вспомнила, как млела и таяла, когда ей щупали этот же объект. В глазах вроде блеснули слезы.
— Ага, — сказал я с напускным легким цинизмом. — А молодую… ту самую теперь и пальцем тронуть нельзя?
— Вам — нет!.. — с невыразимым ехидством пропела остроумная особа. — Можете считать, что на мне установлен запрещающий знак. «Въезд воспрещен»!
По девичьей невинности Лена, похоже, не осознала, насколько двусмысленно прозвучало последнее предложение.
— Куда воспрещен въезд?
— Туда!
А, нет. Артистичнейшая интонация ответа не оставила сомнений, какое такое «туда» имеется в виду.
Ладно! Сменим тактику на ходу.
— Ну, — произнес я как можно безразличнее, — если так, то… вам налево, мне направо?
Крохотная пауза, сказавшая мне больше, чем все предыдущие язвительные речи. Невольно Лена пожала плечами и чуть развела руками. Я еще поднажал на ту же психологическую педаль:
— Выход вот, — и кратким жестом указал на комплекс парадных дверей.
Готов признать, что это могло выглядеть издевательски.
Лена вспыхнула. Сейчас слезы блеснули точно, без всяких «вроде бы». Гордо вздернув голову, она рванула на выход.
Я подождал немного. В вестибюле было совершенно пусто, даже тишина казалась какой-то гулкой, это было и странновато и занятно. Никто не вошел, не вышел. Я не спеша прошел на крыльцо, постоял и там, чувствуя легкий вечерний холодок, привыкая к мысли, что завтра первое сентября, и почему-то мир и жизнь представились мне полными ожиданий и надежд. Ведь главное — цель! А моя цель — правда и справедливость, сестры-близнецы по жизни. И я их добьюсь. Все прочее лишь приложения, нужные и ненужные, и что-то отсеется, отлетит, а с кем-то мне сродниться и идти плечом к плечу сквозь годы, зная, что живу я на Земле не зря…
Прошел небольшой дождь, в воздухе стоял неповторимо-странный запах городских дождевых капель на асфальте: в двадцатом веке он был как-то натуральнее, ближе к природе, чем в двадцать первом. Я шел — и с удовольствием, глубоко дышал, и на душе было так светло, и никакие ссоры не могли омрачить это чувство. Легкая облачность рассеялась, вечер облекся в золотисто-светлые тона, и вместе с ними ко мне пришла ясная уверенность, что Лена побесится и прибежит вновь со слезами и соплями — есть такая необъяснимая мужская уверенность, что безошибочно сигналит: эта женщина твоя, она попалась на твой незримый магнит, и теперь хочет она, не хочет, она в твоем биополе… или, я бы даже сказал, психо-поле. И вряд ли она сама в силах понять, почему не может больше без тебя жить.
Погрузившись в такой философский бассейн, я приятно провел время до отбоя и даже рокот телевизора не мешал. Понятно: парни как врубили «Горизонт», так он и не умолкал, демонстрируя то вдруг повтор футбольного матча «Черноморец» (Одесса) — «Арарат» (Ереван), то фильм десятилетней давности «Я вас любил…» Кстати: совершенно замечательная лирически-юмористическая картина про старшеклассников конца 60-х годов! В главной роли — штатный исполнитель образов мальчиков и юношей Виктор Перевалов, непрофессиональный актер со странной и, в общем, драматической судьбой. Я посмотрел бы с удовольствием, фильм бы очень хорошо лег на мое текущее настроение, но как водится в таких случаях, возник разброд — что смотреть? Витек затянул тоскливую песнь насчет футбола, его поддержал Роман… Я спорить не стал, а Толик попробовал было, но не переспорил. Плюнул, махнул рукой.
Матч был довольно унылым, однако подтолкнул ребят к разговору жаркому. Можно сказать, к полемике.
Футбол уже в 30-е годы ХХ века стал большими деньгами и большой политикой. А в 70-е превратился в огромные деньги и всемирную повестку. Вот на чемпионате мира 1974 года единственный раз в истории состоялся турнирный матч ФРГ — ГДР, и перед ним все ждали: что будет?.. А вдруг «весси» и «осси» перебьют, перекалечат друг друга?.. Ничего не было, сыграли нормально, даже как-то осторожно, с оглядкой. Команда ГДР внезапно выиграла 1:0, хотя по итогу чемпионом мира стала как раз ФРГ. А уже многократно упоминаемый чемпионат 1978 года проходил, когда в Аргентине у власти находилась военная хунта — триумвират генералов, которые были крайне озабочены как своим международным имиджем, так и настроениями в стране. Всеми правдами и неправдами сборная Аргентины (еще без Марадоны, не взятого в команду по молодости лет) достигла чемпионского титула, оставив после победы шлейф неподтвержденных слухов и домыслов… Впрочем, подозрения так никогда и не стали обвинениями.
Советский футбол в этом плане шел в русле мировых тенденций, но со своими уникальными особенностями, конечно. Первые секретари Союзных республик, ведущих Обкомов типа: Горький, Новосибирск, Краснодар, Донецк… считали делом чести, престижа, ну и социальной политики и бюджета, естественно! — иметь футбольную или хоккейную команду высшей лиги, собирающую стадионы и приносящую местным жителям богатые эмоции. Отсюда понятно, какие силы вступали в борьбу за очки и места в турнирной таблице, какая ответственность ложилась на плечи тренеров! И тренеры, администраторы пускались во все тяжкие, что уж там говорить. Чемпионаты СССР по футболу и хоккею обрастали ловкачами, «жучками», «решалами», приобретая черты полулегального бизнеса… Такие дельцы проворачивали сделки, «заряжали» падких на дефицит и деньги спортсменов и судей, добиваясь нужного результата. В футболе это было развито сильнее всего, и понятно, почему. Здесь гораздо больше было команд из кавказских и среднеазиатских республик, где под советскими покровами бурлила традиционная клановая жизнь, закрытая для непосвященных. Многие футболисты бесплодно возмущались: мол, в Ереване, Баку, Ташкенте выиграть нереально! «Заряженные» судейские бригады беспощадно фиксировали ложные офсайды у гостей, раздавали им желтые и красные карточки, закрывая глаза на такие же нарушения у хозяев. И уж, конечно, на ровном месте выдумывали штрафные и пенальти в гостевые ворота… А в Ташкенте любили еще и назначать матчи в 14.00 при +40 градусах в тени. Местным игрокам при этом тоже бывало нелегко, но они все же привычные…