Узкий коридор, не в пример серый и неотделанный в отличие от парадной части здания привёл нас к лифту. Мы вошли в стальную коробку и поднялись на самый верх, судя по табло с горящей цифрой «три».
Двери разъехались, мы выходим, попадая в закругленный зал, обитый красной тканью и висящими на стенах тусклыми светильниками.
Нас проверяют на наличие огнестрела, но напрочь игнорируют разумные клинки и кинжал Мары.
Ещё одна дверь приводит уже в кабинет местного руководителя, имеющего дурную особенность, красть чужих жён и вымогать деньги.
Большие окна, пара диванчиков с сидящими на них мордоворотами. А вот сам владетель сего места устроился у окна, смотрит через него на играющих в зале людей, покуривая сигару и выпуская сизый дым.
Внешне он напоминает титана, огромные плечи, тонкая талия и мощные ноги. Голова лысая, как мячик.
— Олег, дружище, — оборачивается он, показывая довольный оскал белоснежных зубов и наигранно радужно расплываясь в улыбке.
Замечаю на пальце перстень.
Значит, вот почему нас не остановили, владелец и сам не простой смертный, а миротворец, способный управлять энергией мироздания.
Это заставляет меня напрячься.
Какой же у него уровень? Если он так наплевательски относится к собственной безопасности?
Олег в ответ на приветствие молчит, хмуро рассматривая бандита.
— Принёс деньги? — деловито уточняет тот, не дождавшись ответа.
— Да, — кивает он и указывает на меня. — Часть у этого господина.
— Все десять миллионов? — интересуется Извольский.
— Я должен восемь, — трепыхается было Олег, но тут же его придавливает смех компании на диванах. — Совсем забыл, с кем разговариваю.
Он с надеждой смотрит на меня.
— Да, десять миллионов, — подтверждаю. — Куда перевести?
— Зачем так спешить? — мерзко ухмыляется громила. — Вижу, ты парень серьёзный, может быть у тебя найдётся и больше?
Плечи Милославского опускаются. Он понимает, что добром такие переговоры не кончатся.
— Я отдам долг, но отпустите Дашу, — предпринимает он робкую попытку договориться. — Давайте поступим, как договорились.
— Это уже решать мне, — обрывает лысый. — Мы договаривались с твоим отцом, но заплатишь мне ты…
— Найдётся, — вступаю в разговор я. — И десять и двадцать, даже больше.
— Замечательно, — Извольский разводит руками. — Я уже рад, что Олежа нас познакомил, не правда ли ребята? Какой чудесный молодой человек.
Акула почувствовала запах крови, сейчас начнётся банальный развод.
— Жадность, это грех… — качаю головой, уже понимая, что разговорами тут ничего не решить. — Будьте свободны от любви к деньгам, говорил господь. Прежде всего, ищите Царства Божьего и его праведности, и это всем вам тоже будет дано.
— Слова Божьи поминаешь, сынок, — щурится Извольский, выпуская кольцо дыма. — Это хорошо, да вот только зря вы пришли с этим ничтожеством. За дерзость придётся заплатить сполна. Что, Олежа, думал, раз приведёшь ко мне парочку сопливых паладинов, и я отпущу тебя?
— Подумай, — снова говорю я. — Деньги тебе могут и не понадобится.
— Почему же? — удивляется гигант. — Кому не нравятся деньги?
— Они не нужны мертвецам, — замечаю я, начиная действовать.
Глава 10
Расплата
Извольский напрягся. В моей руке появился клинок, будто выползая из пространственного кармана, он предстал перед пятёркой уродов во всей красе.
— Умеешь им пользоваться? — иронично спросил Извольский, с интересом смотря на это представление.
— Сейчас покажу, — пообещал я, кровожадно улыбаясь.
— Парни, апорт, — скомандовал своим псам глава игорного дома.
Те вскинулись, резко поднявшись с насиженных мест. Кто-то даже с хрустом размял позвонки. На каждом без исключения лице проступила улыбка.
С запозданием замечаю блеснувшие перстни и все четверо достают свои мечи.
Теперь понятно, почему Извольский такой борзый. Да у него тут уместилась целая армия, уверен не каждый благородный может позволить себе столько разумных клинков.
Шагнув вперёд, останавливаюсь, знакомясь с тузами, которые этот шулер так неожиданно достал из рукава.
— Не ожидал, да? — самодовольно спросил он.
Все замерли, видимо надеясь на ответ. Олег переместился мне за спину, вампирша встала по левую руку. Перед нами дугой расположились четыре паладина, сжимающие в руках здоровенные полоски стали, готовые сорваться и порезать меня в салат.