Последние слова Юрий Владимирович произнес страстно и торжественно, и видно было, что он готов идти на костер как Джордано Бруно из любви к свободолюбивому народу и солидарности с ним.
- Баски только в Испании?
- Нет. Еще в странах Латинской Америки, где их даже больше, чем в Испании. В Испании где-то около 950 тысяч, в Латинской Америке - миллион с четвертью. Одно время обсуждалась гипотеза, что баски - это армяне. Потом высказывались мнения, что они - древние грузины, которые с территории нынешней Грузии еще в незапамятные времена переселились на Пиренейский полуостров. Были ученые, считавшие басков выходцами из легендарной Атлантиды.
Вообще, происхождение басков не выяснено. Дискуссионными остаются вопросы об их родстве с кавказскими народами. Однако наиболее близким по лексическому и фонетическому значениям к баскскому языку все же приближается грузинский, в частности мингрельский диалект.
И я хочу доказать, что Баскско-кавказское родство не только возможно, но все больше становится очевидным. Недаром же вплоть до XVII века грузинские историки называли Страну Басков Сакартвело, то есть Грузия...
Мы слушали учителя внимательно и наш интерес к истории и культуре этого таинственного и удивительного народа был неподдельным, но, когда Юрий Владимирович увлекся и стал углубляться в одному ему понятные проблемы теории языкознания, мы потеряли интерес к теме басков. Мы, старались не пропускать лекции по языкознанию, которые вел Юрий Владимирович, но наши знания по этому предмету были не настолько обширны, чтобы разобраться в социологических и лингвистических исследованиях ученого.
Как бы спохватившись, Юрий Владимирович перевел разговор на свою студенческую жизнь, и стал рассказывать о городе на Неве, университете, преподавателях и друзьях. Рассказывал весело с юмором, так что мы с Юркой вволю посмеялись, а когда засобирались уходить, Зыцерь вызвался нас проводить.
Погода стояла морозная и безветренная, серебристый диск луны застыл на чистом небе, и снег сказочно искрился под ее холодным светом и поскрипывал под ногами. Снегоуборочные машины счищая дорогу, сдвигали снег к тротуарам, и его постепенно увозили самосвалы. Люди шли навстречу или обгоняли нас, а мы неторопливо шагали по тротуару, наслаждаясь чудесным зимним вечером, и вели неспешный разговор, который больше походил на монолог, потому что мы больше слушали учителя, чем говорили сами.
У Красного моста Юрка повернул на Ленинскую, а Юрий Владимирович пошел со мной в мою сторону.
- Володя, - я хотел сказать Вам. - Мне нравятся ваши переводы стихотворений английских поэтов. Это полезное, но, не хочу Вас обидеть, бесперспективное занятие. Ведь вы берете тексты из антологий? Так?
- Так, - согласился я.
- Но в большинстве своем эти стихи уже переведены классиками литературы. Английскую поэзию переводили Жуковский, Бальмонт, Карамзин, Тютчев, Фет, Блок, Брюсов ... Впрочем, легче назвать тех, кто не переводил. Пастернак, например, переводил не только пьесы Шекспира, но и стихи Байрона, Шелли. И лучшие переводы Маршака связаны как раз с англоязычной поэзией. Самые лучшие переводы Роберта Бернса принадлежат Маршаку. Он же переводил Блейка и Стивенсона... Вы же не станете отрицать, что соревноваться с ними трудновато?
- Да что Вы, Юрий Владимирович, - стал оправдываться я. - У меня и мысли такой не было. Это своего рода досуг. Кто-то кроссворды разгадывает, кто-то носки вяжет, а я вот пытаюсь строчки рифмовать.
- Да Вы, Володя не извиняйтесь. Я же говорю, переводы хорошие и это, как бы сказать помягче, набивает руку, и в определенной степени развивает чувство языка... А Вы не пробовали писать прозу?
- Пытаюсь, - не стал я скрывать свое сокровенное, чувствуя, что краснею.
- Я так и предполагал. Вы не могли бы дать мне что-нибудь прочитать?
- Да это все сырое и требует работы. Я ведь, если и пишу, то пока для себя.
- Неважно. Мне кажется, что у Вас должна получаться проза. Может быть, на первых порах я смог бы помочь Вам советом. Так как?
- Хорошо, - согласился я. - У меня есть рассказ, который я могу показать. Но это всего лишь проба пера. Так что, не судите строго.
Некоторое время мы шли молча. Я заметил, что Юрий Владимирович имел обыкновение замыкаться и как-то вдруг уходить в себя. Меня это не напрягало, потому что нечто похожее я часто ощущал сам, мне знакомо было это состояние и я, пребывая в нем, не чувствовал дискомфорта.
- Володя, - спросил вдруг Юрий Владимирович, когда мы уже свернули на мою улицу. - Вы знаете Милу Корнееву?
- Знаю. Она из компании Валерки Покровского.
- И как она Вам?
- Красивая девушка, - искренне сказал. - Но я в их компании, хотя и бываю, но как-то близко ни с кем не сошелся. Про Милу могу сказать только, что она учится на первом курсе филфака и живет в общежитии.
- У нее есть парень?
- По-моему, нет. А что?
- Да так. Не знаю, как сказать. Понравилась. Увидел и как-то запала в душу... Да ладно, это не существенно.
Я помнил, что как-то Юрка также спросил меня про Машу Миронову, сказав, что она нравится ему. Состояние влюбленности казалось естественным состоянием Юрки. Девушки липли к нему, он их любил, но расставался с ними легко, предпочитая кратковременную связь серьезным отношениям. Девушки появлялись и уходили, а расставания оставались легкими, без взаимных упреков и обид. Хотя мы все тогда хотели любить и любили. В нас сидел инстинкт любви. Кажется, что флюиды любви формировали какое-то общее для нас биополе. И не было места унынию и печали, и жизнь нам представлялась прекрасной и вечной.
Маша Миронова, порядочная и чистая девушка, со всей пылкость души бросилась в объятия мужественного красавца, каким выглядел мой товарищ. И это не казалось странным. Другое дело - преподаватель, который влюбился в юную студентку, жаждущую романтической любви Ромео и Джульетты, и для которой `большую притягательность имели внешние данные, чем скрытые от глаз ум и эрудиция...
У моего дома мы распрощались. Я немного постоял, глядя, как Зыцерь, твердо ступая и чуть сутулясь, растворяется в ночи нашей темной улицы, где нет ни одного фонаря, и только слабый свет из окон одноэтажных деревянных домов чуть обозначает дорогу.
Глава 7
Исключение за "антисоветскую пропаганду". Спор у Ляксы о событиях в Венгрии. Выбор народа или высшие интересы государства? Французская революция и французская республика. Карлейль. Марат, Робеспьер и гильотина.
Алексея Струкова исключили из института за антисоветскую пропаганду. Кто-то донес, что он усомнился в правомерности наших действий в Венгрии. Народ воспользовался своим правом на независимость, а мы в него стреляли.
- Венгрия воевала на стороне фашистов до конца войны, - сказал Юрка. - Там всегда был бардак. Если бы мы не ввели войска, Венгрия больше не была бы социалистической.
- А это их выбор. Народ всегда прав, - не согласился Лякса. - Почему мы вообще держали там свои войска? Мы обязаны были уйти оттуда еще в прошлом году, как только союзники вывели свои войска из Австрии.
- Меньше Голос Америки слушай. А то как Лёха сам залетишь, - строго сказал Юрка.
- Не залечу, если ты не донесешь, - пробурчал Лякса.
- Дурак ты, Лякса, - обиделся Юрка.
- Ладно, умный. Мы же разоблачили культ личности Сталина, а Матиас Ракоши - сталинист. Это он установил диктатуру и расправлялся с неугодными. Да еще насильственная коллективизация.
- Так его за это и сместили, - возразил Юрка.
- Правильно, сместили, а новый, Хагедюш, опять вернулся к сталинизму. После этого народ и стал требовать Надя, при котором жил лучше, и требовать вывода наших войск из Венгрии.