— Извини, я пока в душ по-бырому смотаюсь.
Надо сполоснуться. От меня слишком пахнет женщиной! И главное — не забыть прибраться в комнате!
Одеваемся в прихожей, и Дашка решила продолжить разговор:
— И ничего он не старый, и очень интересный.
— Торгаш?
— Почему? — Дарья восхитительна в финской дубленке, но меховая шапка делает её старше. — Он стоматолог.
— И еврей.
Морозова удивленно поворачивается от зеркала.
— Малыш, к твоему сведению евреи — лучшие любовники. И у него очень обширные связи. Ты даже можешь через меня ими иногда воспользоваться.
— Откупаешься?
— Караджич, ты чего сегодня такой невыносимый? После стольких удовольствий должен быть довольный как слон.
Я обнимаю Дашу и шепчу ей в ухо:
— Извини. Сама понимаешь, мне сейчас непросто.
В глазах девушки мелькает нечто:
— Ты уж самостоятельно распутывайся, ты большой мальчик. Я приму любое решение.
«Вот это женщина! Её и в самом деле надо на руках носить. Куда мне бедному студенту!»
— Обязательно. Увидимся!
Чмок в щечку, и я тут же бросаюсь надевать обувь. Мне еще встречать маму.
«Комната! Ты проверил под диваном?»
Суета на вокзале, тут же подошедший автобус и мы дома.
— Как ты провел время?
— Нормально!
Мама с некоторым подозрением втягивает воздух в прихожей.
— Духи в этот раз другие. Сынок, ты у меня ловелас?
Помогаю маме снять сапоги. Когда я это сделал в первый раз, она мой поступок высоко оценила. Сейчас смотрит на меня пристально сверху, ждет честного ответа. Мамочка, какого ответа? Что твоему сыну, которого у тебя в этом времени даже и нет, далеко за пятьдесят? И он ищет себя в совершенно другом мире, стараясь распутаться со всем на него внезапно навалившимся? Был бы я Тем, то точно не устроил бы любовный треугольник. Пылкое сердце юноши не было бы таким расчетливым, как у меня из еще не свершившегося будущего. Потому я прячу глаза, они сразу выдают.
— Да все нормально, ма.
— Не ври, я вижу, что-то не так. Вы поссорились?
Вздыхаю и нехотя отвечаю:
— Мне надо самому во всем разобраться.
Неожиданно мама соглашается.
— Уж разберись, пожалуйста, и познакомь хоть с кем-нибудь. Думаю, что та девушка, у которой тонкий запах парфюма мне понравится.
Ничего себе! Ну с Дашей я знакомить её точно не собираюсь. А как раз другие, более приторные духи её. Но мама не смогла все-таки удержаться от подколки:
— Надеюсь, в этот раз ты все успел убрать? Я пошла в душ.
После первой нашей ночи с Дарьей под диван случайно упало изделие номер два. Многоопытная Морозова догадалась их прихватить, заодно показала какой отечественной марке можно доверять. Я еще с этим делом толком разобраться не успел. Но палево тогда случилось конкретное. Но так как я уже мальчик большой, разборок не последовало. И здорово подозреваю, что неожиданные ночевки мамы в гостях у знакомых появились неслучайно. Ну где еще молодежи встречаться?
— Ешь пирожки. Мы в Обозерском накупили их еще горячими, пока ждали поезда.
— Устала?
— Да нет. Было даже весело. Нас на Кий-остров возили. Как там, наверное, великолепно летом! Скалы, сосны, красотища. Нам еще повезло с погодой. Сейчас, осенью шторма идут часто.
— То есть море видела?
— Да, я же люблю море, — глаза у мамы влажнеют. — Сразу детство, и моя Мезень вспоминается. Мы с твоим дедом на баркасе к колхозным тоням не раз ходили. Бывало и в шторм попадали. Ой, сколько я тогда страху натерпелась!
— Слетайте с отцом туда зимой. Он как раз будет в отпуске.
Мама уставилась куда-то в сторону. Её глаза заволокло. Мы почему-то быстро забыли, какое у наших родителей, детей войны было непростое детство. Я это потом в нелегкие девяностые частенько вспоминал. Сжимал зубы и твердил, чем мы лучше их? Они пережили лихолетье войны, и мы как-нибудь перемелем этот бардак. Так оно и вышло. Но все равно их жалко. У них зачастую толком и детства не было.
Отец жил на оккупированной территории, часть родни служила в армии, другая в партизанах. Вокруг деревни горят, народ в леса убегает. Коллаборационисты и предатели из соседней Украины всех подряд жгут. Только лесами да болотами Полесья и спасались. Надо бы обязательно побольше его о предках расспросить. И о деде, о деде узнать! Я его почти не помню, и в этом времени он уже умер. А ведь герой войны! Ушел в сорок первом, пришел в сорок шестом из госпиталя. На него родным уже, и похоронка пришла. Так что не хрен жаловаться, у нас все нормально и хорошо. Мы поколение сытых семидесятых и восьмидесятых.