— Что последнее ты помнишь, правительница?
— Мы с ней поругались. С моей дочерью.
— Из-за мужчины, — сказал я. — Было такое. Что произошло после этого?
— Я… поднялась в комнату, что в Мужской башне.
— А потом?
— Беседовала с мужем дочери. Мы говорили…
— Дальше.
— Не помню. Я… не помню, как ушла от него. Почему? Что случилось?
— Тот, кого ты назвала мужем своей дочери, — сказал я, — уколол тебя иглой, смазанной соком сонного клевера. Вы называете этот яд пусайником.
— Уколол? — сказала Шеста. — Принц? Пусайник? Постой, подожди. Но… к пусайнику противоядия нет! Это всем известно! Именно этим ядом имперцы когда-то отравили Первую.
«Первую отравили? — сказал Ордош. — Похоже, травить правительниц — давняя традиция этого мира. Но… в учебниках сказано, что Волчица Великая умерла от какой-то экзотической болезни. В самом расцвете лет».
«Я помню это, колдун. Если бы Шеста умерла, в учебниках о причине ее смерти могли бы тоже написать: от экзотической болезни».
— Потому твои подданные и молились богине, правительница. Они просили о чуде. Не вспоминали о Сионоре тысячи лет. А тут вдруг толпами повалили к ее алтарю.
Я ухмыльнулся.
Пожалел о том, что около кровати нет зеркала — я не увидел, как блеснули зубы Злого Колдуна.
— Но богиня не злопамятна, — сказал я. — И ей нравится твое великое герцогство — тихое, спокойное, уютное. Сионора хочет, чтобы оно таким же и оставалось. Потому она и прислала меня явить вашему миру чудо: спасти тебя. Но! Помни, что у тебя теперь долг перед богиней, правительница. И еще: не забывай о том, что из всех богов лишь она откликнулась на мольбы твоих подданных. Только она. Помни.
— Я… не забуду, — сказала Шеста.
«Храму Сионоры быть, — сказал Ордош. — Но только эта самовлюбленная богиня не оценит твоих усилий, Сигей. Как бы ты ни старался».
«Мне это и не нужно, колдун. Не ради чьей-то похвалы стараюсь. А потому что я привык все делать хорошо. И если уж изображаю посланника богини, то должен сыграть эту роль так, чтобы никто не заподозрил во мне самозванца».
— Сейчас я уйду, правительница, — сказал я. — Пройдет совсем немного времени, и ты снова сможешь двигаться. Не залеживайся долго. Пока ты валялась в кровати, даже твой дворец превратился в свинарник. Наведи порядок во дворце, в городе, в государстве. Не забывай, что именно ты за них отвечаешь. Да! и обязательно помирись со своей дочерью, Волчица. Береги ее и себя. Не забывай о богине. Прощай.
«Считаешь, разумно оставлять герцогиню одну?»
«А почему нет? Гвардейцы у ее двери показались тебе похожими на заговорщиков? Мне — не показались. Да они бы нам зубами в горло вцепились, чтобы ее защитить! Если бы смогли. То, что я увидел во дворце, Сигей, не похоже на переворот и узурпацию власти. Дворец Волчиц сейчас напоминает склеп. Если бы армия что-то замышляла против герцогини, охранявшая ее покои стража имела бы совсем иной настрой. Да и вообще. Нас местная политика не касается. Кто здесь хороший, кто плохой, я не берусь судить. А Шеста — взрослая и опытная женщина. Не переживай за нее. Сейчас придет в себя и во всем разберется. Обязательно. Без нас».
Когда карета разворачивалась, я увидел за деревьями дворец. На вершине его центральной башни горели разноцветные огни. На фоне темного неба башня выглядела нарядной, словно украшенной для праздника. Траурный красный вымпел на ней сегодня так и не появился.
Почему не чувствую удовлетворения от хорошо проделанной работы?
«Колдун», — сказал я.
«Что?» — спросил Ордош.
«А ведь я не хотел убивать Северика».
«Я это знаю, Сигей».
Цокот копыт, грохот колес, скрип кареты.
Светятся окна домов. Фонари создают вокруг себя островки света.
Для столь позднего времени на улице многолюдно.
«Спасибо», — сказал я.
«Не за что, Сигей».
Живот заурчал, напоминая о том, что в последний раз я ел много часов назад.
Но аппетита не было.
«Я готов был исполнить любой его приказ, — сказал я. — Если бы ты его не убил, я продолжил бы ему служить, как раньше».
«Я это понял».
«Но ведь я больше не его слуга! Я больше не должен ему подчиняться! Почему я об этом забыл?»
«Ничего странного в этом нет, Сигей. Ты был его рабом сто лет. Подчинение его воле стало твоим условным рефлексом. И быстро от подобного не избавиться».
«Но я ведь понимаю, что стал свободным человеком. Понимаю!..»
«Большую часть жизни тебе навязывали рабскую психологию, Сигей. Твое счастье в том, что ты хорошо умеешь приспосабливаться — ты принимаешь правила игры, но не забываешь, что всего лишь играешь. И все же, прости за откровенность, кое в чем твой архимаг преуспел».