Мы знакомимся. Я со смущением оглядываюсь. Этим утром я никак не могла решить, что надеть, и большая часть моего гардероба разбросана по номеру. На абажуре болтается топ. Белые стринги валяются там, где я из них вышла. Лорен обходит их и весь остальной хлам, а сама продолжает раскладывать свои вещи аккуратными кучками: светлое, темное, белье, туалетные принадлежности.
— Ты не против, если я возьму себе правую сторону? — спрашивает она, обводя рукой кровать, тумбочку, шкаф справа от всего. — Я почему-то всегда предпочитаю справа.
— Конечно! — Я собираю трусики, топ и все остальное и запихиваю в свою сумку. — Ты здесь уже жила?
Лорен издает нечто среднее между смехом и стоном.
— О боже, да — не меньше двух дюжин раз!
Двух дюжин? Пока мы перекладываем вещи, я пытаюсь определить, сколько ей лет: под тридцать? За тридцать? Трудно понять.
Час спустя мы идем на ужин. Внизу Лорен смотрит на микроавтобусы и говорит: «Фу!» Когда мы проходим мимо кафе, которое я уже привыкла называть «своей кафешкой», она говорит: «Тут слишком дорого» — и ведет меня за угол, в крошечное заведение, где муж и жена осыпают ее поцелуями. Потягивая холодное белое вино, которое и вправду «божественно», я узнаю о ней больше. Лорен двадцать восемь, она работает в нью-йоркском агентстве «Клик», как и ее муж, Уилл, модель и актер, который надеется, что роль строителя в популярной рекламе джинсов даст ему новый источник доходов.
— Видела эту рекламу? — спрашивает она. — Он без рубашки, потный и с отбойным молотком.
Не видела.
Лорен кивает и крутит прядь волос.
— Так вот, его пригласили на собеседование: роль в сериале «Больница»: давно потерянный приемный сводный брат Люка…
Она вопросительно поднимает брови.
— Я не смотрю «Больницу», — признаюсь я. — Но я уверена, что он получит роль и сыграет здорово.
— Ну да. — Лорен опускает нос в бокал. — Да… — бормочет она.
Похоже, мой низкий телевизионный ай-кью огорчил Лорен куда больше, чем я ожидала. Я сижу, смотрю на ее сморщенный лоб и стиснутые пальцы и удивляюсь, почему Массимо назвал ее крепким орешком.
Когда мы идем обратно в номер, Лорен смотрит на фасад гостиницы и бормочет:
— Ненавижу это место.
— Я тоже, — говорю я.
Я не обманываю, а вот Лорен, скорее всего, кривит душой — иначе зачем ей постоянно возвращаться?
В номере мы меняемся портфолио. Вы, наверное, думаете, что модели делают это постоянно, распускают хвосты, как павлины. Может, мужчины-модели так и делают, не знаю, но мы, девушки, должны сначала друг другу понравиться.
У Лорен поразительное портфолио. Во-первых, оно полное, что встречается крайне редко. Большинство агентов предпочитает оставить страницы пустыми, но не заполнять их второсортными снимками. Но здесь таких нет: страница за страницей — вырезки из «Вог», «Базар», «Мода», «Амика», «Эль» и многих-многих других журналов. Почти отовсюду убрана дата, замечаю я, но это не имеет значения: снимки хороши. Лорен хороша: то жесткая, то сексуальная, то игривая. У меня возникает чувство, что я рассматриваю фотоальбом кругосветного путешествия вокруг Лорен Тодд. Рикши, пирамиды и золотые Будды рядом с ней — всего лишь безжизненный реквизит.
— Здорово, — повторяю я. — Красота! — Дойдя до конца, я возвращаюсь к одной из тех, что мне особенно приглянулись. Вырезка из «Базар»: Лорен в черном смокинге вальяжно опирается о дверной косяк. Тень другой Лорен, моложе. Наконец я набираюсь смелости и поднимаю глаза. — Почему ты приехала в Милан, если у тебя есть все это? Или тебе тут не так плохо, как ты говоришь?
Лорен отрывается от моего портфолио, заложив пальцем «укротительницу львов», и я читаю в ее глазах удивление.
— Мы модели, Эмили, наши портфолио никогда не кончаются, верно?
— Конечно.
— А я здесь неплохо работаю, так что…
Лорен склоняет голову набок: мол, потому я и здесь.
— Логично.
Она застывает.
— Но это Все! Это в последний раз! — добавляет она гораздо громче и жестче. — После этой поездки мне уже будет двадцать девять, и я рожу ребенка.
Я открываю рот. Звонит телефон. Лорен поднимает трубку.
— Уилл!
Я ухожу на лестницу, надеясь, что подует хоть легкий ветерок. Уже девять вечера. Почти все постояльцы где-то ужинают и танцуют. Если не считать далекого радио, во дворе тихо, и я не могу не слышать голос Лорен.
— А-а-а… — доносится до меня.
A-а. Всего один звук, долгий и тихий разочарованный стон, но он говорит о многом. О том, что Уилл не получил роль. Что она снова пропустит день рождения, снова поедет в Милан. Что у нее не будет ребенка. Что Лорен Том — крепкий орешек. Крепкий, как гранит.