А было уже начало января. Я начала сравнивать себя с Мохини, Джордан и Пикси. Что такого я умею? Правильно показать драгоценности? Или работать на подиуме? Воображаю, как это выглядело бы в резюме. Нет, как и Томми, который оправился, а потом поменял наколенники на программное обеспечение, я должна была двигаться дальше. Неделю спустя в Колумбийском начался следующий семестр, и я была там: Эмили Вудс, студентка. Я отстала на семестр, банковский счет изрядно истощал — но была счастлива.
«Почему ты так долго не бросала модельное дело? — спрашивают меня. — И почему наконец бросила?»
«Она пришла в чувство», — любит говорить мама.
А я бы сказала: очнулась от сна. Понимаете, если оглянуться назад — далеко-далеко назад, к моей первой мечте, которая возникла у меня на полу моей комнаты, — я мечтала стать красавицей на фотографиях. Не выглядеть как она — быть ей. Жить этой жизнью, полной блеска, веселья и счастья. Я думала, что выглядеть так — самое трудное, но если преодолеть это препятствие, если природа дала красоту, то остальное случится само собой. И это в каком-то смысле произошло: шампанское и знаменитости, роскошные отели, экзотические путешествия.
Но я видела и другое.
И все же мечты умирают с трудом, правда? Я не поддавалась. Я думала, что застряла в ухабе или меж деревьев, в третьем акте великой пьесы, и если буду двигаться дальше, поднимусь чуть повыше, еще совсем чуть-чуть, то попаду туда, где столько блеска, веселья и счастья. И только на подиуме у Тито Конти до меня дошло, что я туда не попаду. Наркотики, распущенность, булимия и все, на что я так долго закрывала глаза, потому что это не вписывалось в мою картинку, и были этой картинкой. Просто такая картинка мне не нравилась.
Мне стало больше не к чему стремиться, и я остановилась.
На улице я сталкиваюсь с моделями, которых когда-то знала. Кейт Мосс теперь одна из девушек Байрона — нет, его лучшая девушка, — и ее образ распространяется по земному шару как некая хроническая атрофия. Чтобы не отставать, другие девушки сбрасывают несчастные десять, двенадцать, четырнадцать фунтов и удаляют импланты из груди. «Я попросила доктора Риксома подержать их в холодильнике, — пошутила Женевьева, когда я столкнулась с ней в Ла-Гардии и обнаружила, что ее стало еще меньше. — Никогда не знаешь, что будет красивым завтра!»
— Амели! Амели!
Парень на той стороне Марсова поля слезает с велосипеда и машет рукой.
Я машу ему в ответ.
— Жерар!
Пикси подталкивает меня локтем.
— И кто этот Жерар?
— Подарок на день рождения, который я выбрала себе сегодня утром на Сен-Жермен-де-Пре.
— Жерар — обалденный парень, — заключает Мохини, рассмотрев его в бинокль.
Джордан приподнимает бровь.
— Не-е-ет! Давайте полюбуемся закатом!
Я смеюсь — мы все смеемся — и вскакиваю.
— Пошли! Пора есть торты!
После долгих раздумий я останавливаюсь на эклере. Он большой и вкусный, и я наслаждаюсь каждым кусочком.
Благодарности
Мой агент, Сюзанн Глак, вырвала меня из безвестности, а потом подталкивала все выше и выше. Спасибо сотрудникам издательства «Уильям Моррис»: Анне Дерой, Алисии Гордон и Эрин Малоун, которые отвечали на миллиарды моих электронных писем с заголовками вроде «быстрый вопросик». В «Кроу» я в долгу перед Кристин Касер и энергичным редакторским дуэтом — Рейчел Кахан (она работала со мной недолго) и доброй и талантливой Шаной Дрес. Бетси Рапопорт, Вы стали моим светом в густых и темных джунглях. Я готова в любое время суток обмениваться с Вами плохими анекдотами и детскими прозвищами. Лори Макги научила меня, как правильно пишется название ножа Х-Акто. Линда Трешам продала мне шикарные журналы восьмидесятых. Виктория Эйткен и Энни Гоу влили цвет в мои лондонские описания, Джеймс Парк и Джей Киркоркси помогли мне с Колумбией, а Джина Кэмбре и Рейчел Файнстайн просто вспоминали. (Девчонки, если бы мне пришлось еще раз вернуться туда, я бы с удовольствием поселилась в одной убогой квартирке с вами!)