Выбрать главу

Савва Николаевич успокоил:

— Да нет, вы не так поняли, это я образно, а не то, чтобы выключить свет совсем…

Но женщина испуганно смотрела на Савву Николаевича огромными, как луна на небе, глазами, в которых он увидел не испуг даже, а какой-то животный страх.

— Сейчас чай будем пить. — И Савва Николаевич выключил электрокипятильник. — Садитесь ближе к столику. Вот вам чашка. — Савва Николаевич пододвинул чашку с блюдцем на самый край столика.

Но женщина не захотела ни чаю, ни кофе, ни вставать с кресла, словно вросла в него.

— Может, вам что-нибудь покрепче выпить? У меня коньяк есть, — снова вступил в диалог Савва Николаевич.

Женщина несколько секунд размышляла, а потом произнесла охрипшим голосом:

— Давайте…

Савва Николаевич разлил коньяк по бокалам и подал один женщине. Та взяла. Савва Николаевич заметил, как сильно тряслись у нее руки. Но, сделав над собой усилие, женщина протянула бокал, предлагая чокнуться.

— За ваше благополучие, — произнес короткий тост Савва Николаевич и отпил пару глотков терпкого выдержанного коньяка.

Женщина, напротив, осушила бокал одним махом, зажмурив глаза… Когда она их открыла, Савва Николаевич увидел в них появившиеся искорки жизни.

— Можно закурить? — также с хрипотцой произнесла она.

— Конечно, какие вопросы?

— Тогда дайте, пожалуйста, сигарету.

— Вы знаете, я не курю, хотя, один момент, у меня, кажется, какие-то есть…

Савва Николаевич полез в свой кожаный чемодан, порылся в нем и вытащил пачку тонких и длинных сигарет.

— Мои коллеги из Америки еще на прошлой конференции презентовали, так и валяются в чемодане… Я не курильщик, и дома курящих нет.

Савва Николаевич протянул сигареты женщине. Она взяла и посмотрела на этикетку.

— Настоящие, кубинские! Надо же, никогда не пробовала…

Она достала из пачки сигарету, больше напоминающую тонкую сигару, но обрезки кончика, как это принято при использовании настоящих сигар, не требовалось, и понюхала:

— Даа… настоящий табак.

Савва Николаевич вновь пошарил в чемодане и достал зажигалку.

— Все свое ношу с собой, — попытался он пошутить.

Но женщина, кажется, уже не обращала на него никакого внимания. Щелкнув пару раз зажигалкой, она эффектно прикурила, словно всю жизнь только и делала, что курила кубинские сигареты. Выпустив колечками дым, женщина тряхнула головой:

— Спасибо, я ожила.

После недолгого молчания она наконец заговорила.

— Меня зовут Златой. Мать русская, отец болгарин. Поженились они, когда были студентами: оба учились в Одессе на инженеров водного транспорта… Потом их дороги разошлись: он уехал к себе в Варну, а мама к родителям в этот городок. Вышла второй раз замуж, но не очень удачно. Я воспитывалась у бабушки. Закончила школу, поступила в пединститут на иняз, а тут эта самая перестройка нагрянула, начался хаос. В общем, кто куда разбежался. Институт закрылся, а я еле успела перевестись в Ростов, там получала диплом преподавателя романских языков. Работы никакой. С трудом устроилась переводчицей в одну фирму — совместное российско-турецкое предприятие. Турция поставляла паленые запчасти к телевизорам, видикам, компьютерам; наши работяги собирали из них изделия, наклеивали лейблы известных фирм, подделывали лицензию и торговали как импортными товарами. Дело шло успешно, и фирма вскоре стала одной из самых заметных в городе. Потом, как обычно в то время, на нас наехали братки, все отобрали и нас за порог… Меня оставили: языки знала. В город нагрянули французы, решили настоящей компьютерной техникой торговать. Дело новое и, оказалось, очень доходное. Я помогала юристам с переводами, заключать договоры, сочиняла рекламу. В общем, неплохо зарабатывала, на ноги встала… Квартиру, хоть и однокомнатную, купила, приоделась, машину приобрела… Ну все, думаю, сейчас крылья расправлю и полечу.

Злата на какое-то время замолчала, сделала несколько затяжек подряд. Потом поднялась, подошла к окну и стала смотреть в темное южное небо, словно там было что-то такое, что могло ей подсказать: рассказывать дальше или нет. Но как бывает в жизни: достанут человека обстоятельства настолько, что он больше не может терпеть и готов выговориться первому встречному. Лишь бы тот выслушал, не перебивая. Савва Николаевич тихо сидел в кресле, стараясь не спугнуть волшебницу-птицу по имени доверие. Так легко его потерять одним неловким словом, движением глаз — все улетит безвозвратно…

Злата не поворачивалась, стоя все так же у окна, она продолжила свою исповедь.

— Все было неплохо. Но в меня влюбился местный авторитет по кличке Эдька Меченый. У него на левой щеке большое родимое пятно чернильного цвета, отсюда и прозвище. Парень не дурак, красивый, но злой и беспредельщик. Убить мог запросто любого, ни за что. Я сперва пряталась от него, как могла. Но он через своих дружков передал: не будешь моей — убью!