— Вам пора в палату, больной. Вы сильно переутомились. Я сейчас позову санитарочку, она вас проводит.
— Нет, док, я сам. Скажи, что было дальше с ее парнем?
Возникшая было у Саввы Николаевича неприязнь к человеку, погубившему Дину, стала понемногу утихать. Да и то, что с него теперь взять? Живет, может, последние дни. «После таких операций, какую перенес этот Панкратов, обычно вообще не выживают. Ему повезло, да и я постарался. А может, зря? Господи, не дай мне во мщение войти!» — мысленно успокаивал себя Савва Николаевич. Наконец он полностью овладел собой.
— Что стало с ее парнем? — переспросил он. — По твоей вине три человека оказались вычеркнутыми из жизни. Нет, Валерий, мой друг жив, здоров, мы с ним видимся. Работает, а вот семью не создал, живет один. Гулял как-то с ним по набережной Невы, он мне и говорит: «Выхожу из дома, брожу по улицам, народ толкается туда-сюда, а у меня впечатление такое, словно я один-одинешенек на всем Васильевском острове». Вот так и живет с болью в сердце.
— Извини и прости, если можешь, док…
Панкратов тихо развернулся, медленно побрел к выходу, не оборачиваясь, открыл дверь и вышел.
Через неделю больного Панкратова выписали. За ним приехали на роскошной иномарке с московскими номерами все тех же двое молодых бравых ребят. Они уверенно, как хозяева, вошли в больницу в своих длинных черных пальто, нагруженные кучей коробок. Остановились около поста медсестры.
— Мы за Панкратовым. Он выписывается сегодня.
— Здесь, в семнадцатой палате, ждет вас с утра. Сейчас позову.
— Нет, мы сами. А это вам от нас подарки: печенье, конфеты, кофе.
Положив коробки на стол, они направились в семнадцатую палату. Через какое-то время оттуда вышли уже трое, вместе с ним. Проходя мимо поста, Панкратов остановился.
— Савва Николаевич где?
— На операции.
— А-а-а. Ну вот, тогда передайте ему это. — Сн протянул медсестре тонкий конверт. — Спасибо всем за все… А Савве Николаевичу поклон отдельный…
И компания медленно зашагала вниз по лестнице.
В конверте оказался кусочек бумаги, оторванный от сигаретной пачки. На ней карандашом было написано: «Если понадоблюсь — позвони». И стоял номер телефона. «Для блатных я — вор в законе по кличке Адмирал. Запомни, может, пригодится. Панкратов».
Савва Николаевич повертел в руках послание бывшего пациента-зека и кинул обрывок в корзину с мусором. Не мог он принимать никакие преференции от блатного, тем более — искалечившего жизнь его друга Валерки Маркасова.
К середине дня, когда солнце ярко светило в окна, Савва Николаевич проснулся, посмотрел на часы и удивился: проспал аж целых семь часов. Давно со мной такого не происходило, удивился сам себе Савва Николаевич.
Вечером, уже сидя в поезде, Новороссийск — Санкт-Петербург и перебирая в памяти все, что с ним случилось за эту неделю, Савва Николаевич невольно перенесся мыслями к своему внуку Дениске. Как-то он там? Что-то молчит. Сессию не сдал, пошел работать на кафедру внутренних болезней санитаром — это хорошо, послушался деда. А дальше что же с ним будет? Как бы не натворил бед. И Савва Николаевич опять стал думать о внуке…
Глава 5. Памятью в детство
Мысленно вернувшись к делам внука-студента, Савва Николаевич размышлял: «В чем причина или причины несобранности Дениса? Какие были упущения в его воспитании? Кто их допустил — отец, мать, может, он сам, многоопытный дед? Какими мы были в его годы? А если мы были другими, то что же такое вложили в нас родители и деды в детстве?» Савва Николаевич стал искать ответы на мучившие вопросы, вороша в памяти свое прошлое.
Савве Николаевичу вспомнился первый толчок, заставивший его задуматься о своих близких и далеких предках. Случилось это на охоте. Он, тогда еще молодой хирург районной больницы, охотился в глухих лесах N-ской области. Уехал на выходные подальше от райцентра и заблудился. К вечеру, уставший, набрел на лесную избушку. Постучался. Никто не ответил. Вошел в избу с невысоким потолком. На столе горела зажженная свеча, сильно пахло прогоревшим воском и чем-то еще неуловимым, памятным с детства, когда он маленьким мальчиком ходил с бабушкой Таней по деревенским избам. Бабушка колдовала над больными, приговаривала и прикладывала какие-нибудь снадобья к щекам или к больному месту, словно это была животворящая рука Всевышнего. И чудо происходило. Безнадежные больные, от которых отказались врачи, вдруг поправлялись, вставали на ноги. Точно такое же ощущение таинства, сохранившееся с детства, сейчас посетило Савву Николаевича, молодого доктора, случайно попавшего в отдаленную деревеньку, где телефон и радио были недоступной роскошью.