— Я согласен. Только десять репетиций это слишком много. Уверен, что нам хватит и одной. Учительница танцев говорит, что у меня талант. А ещё мне нужно будет помочь с нахождением брата.
— Вот и хорошо. По рукам. Тогда прошу меня простить, я пойду. Доберусь до академии сама. Мне ещё нужно заскочить в пару мест и решить кое-какие организационные вопросы.
После этих слов Василиса подорвалась и вылезла из машины. Никто даже опомниться не успел. Да и останавливать её не стали.
— Полетела подбирать наряд. Значит, мой подарок ей не понравился. Всё же это будет её первое публичное выступление. Но так даже хорошо. Без внучки мы сможем разговаривать более свободно. В этом году конкуренция на факультете старшей крови обещает быть гораздо сильнее, чем обычно. Сразу четверо учеников могут представлять серьёзную опасность для остальных. И я считаю своим долгом предупредить об этом других учащихся. И не только предупредить, но и сделать то, чего ещё ни разу не делали в нашей академии.
После этих слов Пётр Алексеевич засунул руку за полу своего балахона, немного поковырялся там и достал цепочку, на которой висел серый камень в металлической оправе. Такой же, как и у Василисы в браслете.
— Этот артефакт сможет защитить вас практически от любой опасности на территории академии. Но только один раз. К сожалению, сделать более качественные артефакты за столь короткий срок у меня не вышло. Да и сил на это не хватит. Наш договор с Рюриковичами и другими старшими семьями не предусматривает ничего подобного.
Судя по выражению лица Григория Константиновича, ректор сейчас сделал что-то невероятное. Князь даже не заметил, когда я уставился на него, не зная, как поступить. Брать этот артефакт у Годунова или нет?
Пришлось мне даже привлекать его внимание лёгким покашливанием. А затем и вовсе задавать прямой вопрос. Но вместо ответа мне Григорий Константинович обратился к ректору.
— Этот год действительно очен особенный, раз даже Годуновы изменили одному из главных правил академии и решили вмешаться в процесс обучения, пусть даже и подобным способом. Я рад, что всё это происходит именно сейчас. Когда нашу семью представляет Виктор. Ему ещё многому предстоит научиться. Без ошибок здесь не получится обойтись, даже детям, в чьих жилах столь сильная Старшая Кровь. Поэтому такая защита на этом пути станет сильнейшим подспорьем. Я от лица Апраксиных и себя лично благодарю вас, князь, за этот подарок. Он действительно достоин сильнейшей семьи в империи. Уверен, что все его оценят по достоинству.
— Не стоит, князь. Последний набор факультета старшей крови показал, что необходимо что-то менять. И в первую очередь мы решили начать с себя. Но программа обучения осталась прежней. Здесь мы были едины во мнениях. Она лучшая. Уверен, что ты, Виктор, сможешь подчеркнуть для себя очень много полезного. Даже за несколько месяцев.
И снова эта улыбка. Снова Годунов говорит ей, что знает гораздо больше, чем показывает. Даже попытался немного расположить его к себе. Вдруг это поможет узнать чуточку больше. Вот только защита ректора оказалась выше всяких похвал. Такой же, как и у всех непробиваемый мной людей.
Возможно, я смогу найти его слабое место или подавить, ударив в самый неожиданный момент. Но это точно не сейчас. Ничего у меня не выйдет.
— Виктор, — обратился ко мне Пётр Алексеевич. — Могу я попросить тебя, дать слово, что ты не станешь соглашаться принимать участие в какой-нибудь глупости, или не станешь подбивать ни на что Шуйского и Романова?
Ничего себе запросы. Я даже знать не знаю этих ребят, а меня уже просят дать слово, что не буду с ними иметь никаких дел. Вдруг они предложат мне какое-нибудь крайне выгодное дело. А вот так, дам слово и буду потом себе локти кусать.
— Я их даже не знаю. Поэтому не вижу смысла давать вам слово. По крайней мере, сейчас. Подойдите ко мне с этой просьбой через пару дней.
— Боюсь, что через пару дней будет уже поздно. Мне нужно, чтобы ты дал слово именно сейчас. Понимаю, что эта просьба может звучать довольно странно. Но поверь, что так будет лучше абсолютно всем.
— Я верю. Даже знаю, что вы меня не обманываете. — отец с сыном переглянулись, а Григорий Константинович лишь пожал плечами, когда они вопросительно посмотрели на него. — Но и давать слово, вот так, ничего вообще не зная, это очень странно. Не находите?
Григорий Константинович удовлетворённо кивнул: значит, я сделал всё правильно. А иначе и быть не может. Не могу же я давать слово, не только не зная вообще ничего о людях, которых оно касается, но и совершенно незнакомому человеку. Всё же слово аристократа, а тем более, члена старшей семьи — это очень дорогая и уникальная вещь. Вот так один раз дашь, и должен будешь его сдержать, что бы ни случилось.