– В этом есть что-то красивое. – Его слова нарушили колдовские чары, и вокруг нас снова зазвенели стаканы и забормотали пьяные голоса. – Знаю, что это ужасно, но это какая-то ужасная красота. – Я поднял брови. – А если вспомнить всю историю нашего искусства? Ведь нас методично обучали получать удовольствие от подобных сцен. Сколько благовещений? Дева Мария, ждущая Гавриила, который наполнит ее семенем бога, – самое первое право первой брачной ночи. Сколько бледных женщин распластано на картинах, будто умершие? Эти фотографии, конечно, – уже на шаг дальше, вы скажете – слишком далеко, но ведь это в традиции западного искусства. Невинность, теряющая кровь. Жертва вампиров. «Смерть прекрасной женщины – самая красивая вещь на свете», как сказал Эдгар Аллан По.
– Интересно.
– Но не то, что вы хотели бы услышать, так ведь?
– Просто с такого угла зрения я на это не смотрел. Значит, ты видишь в этом искусство?
– Но ведь не я, а вы показываете мне эти грязные картинки. А я просто говорю о том, что вижу.
– Извини.
– Это будет вам стоить еще одной кружки. Да нет, ничего страшного, я, конечно, не одобряю таких вещей – если хотите знать, вообще против. Я лишь хотел сказать, что можно смотреть на такую мерзость и даже в ней видеть красоту, ведь так?
– Я тебя понял. Но я хочу узнать: убийство на самом деле имело место, или здесь просто умелая инсценировка?
Он поднял на меня недоверчивый взгляд:
– А почему вам так хочется это знать – у вас тяга к развратной жизни?
Я подкинул ему объяснение, в которое и сам старался поверить:
– Эта распродажа могла бы стать очень выгодной для нас. Если я покажу это полиции, им придется начать расследование, а это значит – никакого аукциона. С другой стороны, меня могут обвинить в утаивании сведений об убийстве. Я решил сначала проверить, стоит ли вообще волноваться, а потом уже думать, что можно сделать.
Он принял все без вопросов.
– Вполне справедливо. Но о снимках сказать нечего. – Он снова оторвал от них взгляд. – Ведь так и он вам ответил, да? – Я кивнул. – Вы спрашивали меня, чем бы я мечтал заниматься. Кино. Глупо, да? Я делаю короткометражки, показываю их тем, кто занимается этим же, рассылаю на конкурсы и никуда не могу пробиться. Только об этом и думаю. О сценариях к фильмам. И вижу весь мир через такую рамку. – Он соединил большие и указательные пальцы и посмотрел через них на меня. – Когда я на что-то смотрю, я представляю себе, как это будет выглядеть на экране. Автобус проезжает мимо, и я рассчитываю, с какого угла буду его снимать. Динамичный монтаж – раз, раз-раз. – Он стал резать воздух пальцами. – Вот так или один долгий план? Если я знакомлюсь с кем-нибудь, в голове я даю ему роль. Вот вам, например… – Должно быть, в моем взгляде просквозило нечто, и он остановился. – А, ерунда все… Самый грустный звук – стук кассеты о дно почтового ящика – еще один отказ. Кому это надо? Это моя личная трагедия. Но мой опыт может пригодиться вам. Я делаю фильмы ужасов. Специализируюсь на крови.
– Ну и что ты думаешь по поводу снимков?
– Думаю, Трэпп прав. Здесь нельзя быть уверенным на сто процентов. Но если это подделка, они проделали просто великую работу. – Он приблизил к глазам снимок с убитой и стал пристально, с энтузиазмом его рассматривать. – Хорошая работа. – Он поймал мой взгляд. – Но они ведь очень нехорошо поступают, да? Наверное, нет. – Он снова взял в руки снимок – перерезанное горло, кровоточащая грудь, слепые закатившиеся глаза, откинутая голова. Он понизил голос, словно разговаривая с самим собой: – Но такое действительно могло случиться. – Его передернуло. – Бр-р-р, по крайней мере, нервы от этого портятся. А что на остальных? Расчлененка? Пиры каннибалов?
Я передал ему весь конверт и стал наблюдать, как он равнодушно рассматривает остальные, содержание которых – ничто по сравнению с журналами, проходящими через его руки день за днем. Он помолчал, потом медленно положил фотографии на стол, словно проиграл в покер. Возбужденное лицо Маккиндлесса смотрело на нас в упор.
– Снимок сделан давно, но это он – точно он. Старый пердун.
Я взял нам еще по кружке. Толпа, собравшаяся после работы, начала расходиться по домам, бар затих, и мы перебрались за маленький столик.
– Откуда ты его знаешь?
– Догадайтесь.
– Ценный клиент?
– Что-то вроде. Точно не знаю. Похоже на ваш визит сегодня. Он входит, и меня отправляют за дверь, пока они обсуждают свои дела. Меня это вполне устраивает.
– Ты считаешь, знать такое – себе дороже?
– Бог знает. Мне плевать.
– А что ты делал с компьютером?