Причину Юлия узнала неделей позже. Когда она выходила из кафе «Селект», Джулиано тащил под ручку миловидную, стройную блондинку с конским хвостом по направлению к ресторану «Терраса».
Ее родители тогда вздохнули с облегчением. Они опасались, что дружба с студентом-экономистом перейдет в длительную связь, а это не совсем то, чего бы они желали для своей дочери. Родители Джулиано переселились в Швейцарию в пятидесятые годы, его отец работал механиком в Бюрле, а мать служила в фирме по уборке квартир, и они гордились тем, что могут обеспечить образование обоим своим сыновьям. Юлия познакомилась с Джулиано на университетском балу. Когда он узнал, что девушка изучает романистику, то стал говорить с ней только по-итальянски, хотя вполне владел швейцарским немецким, и это поначалу было не больше чем забава, но со временем это превратилось для Юлии в привычку, для нее эта смена языка была чем-то вроде заговора, ведь, встречаясь со своим другом, она как бы переходила в другой мир, который принадлежал только ей и ему. После разлуки с Джулиано девушка не сразу смогла снова начать относиться к итальянскому языку как к обычному учебному предмету.
История с предыдущим мужчиной, ее первым мужчиной, была для Юлии скорее вспышкой взаимного сексуального любопытства, возникшей после окончания школы во время путешествия на юг Франции, которая тлела еще некоторое время потом, но девушка сама своевременно ее потушила, заметив, что это угрожает превратиться в привычку. Хайнц, молодой человек с большими темными глазами, уехал потом во Фрайбург изучать историю.
К Мануэлю ее родители сразу отнеслись хорошо. Человек, который не просто врач, но и швейцарец по происхождению, отец которого тоже врач и тоже швейцарец… Тут у отца Юлии, адвоката, не было никаких вопросов, и только мать спросила дочку однажды, когда дело уже шло к свадьбе, будет ли у Мануэля достаточно времени для семьи. На это Юлия ей тогда ответила, что об этом она сама позаботится и что для нее самой этот вопрос остается открытым, будет ли у нее самой достаточно времени для семьи. Она сказала так еще и потому, что ее мать в свое время, будучи учительницей, оставила работу, чтобы посвятить себя уходу за двумя детьми и своим мужем, которому как раз никогда не хватало времени на семью, и женщина опасалась, что этого можно ожидать и от ее будущего зятя.
Во всяком случае, пока дети еще маленькие, Юлия была чрезвычайно довольна своей матерью, к ней она могла отвести малышей, когда ей надо было в школу. Фелланден находился, можно сказать, на пути в Вецикон, и Томасу и Мириам нравилось бывать у бабушки, которая превратила бывшую комнату Юлии в детскую. Кроваткой Мириам стала прежняя детская кроватка Юлии. А Томасу досталась кровать взрослой Юлии, тяжелое изделие из орехового дерева; она ее ненавидела. По ее краям бабушка теперь соорудила защиту, чтобы внук не выпал из кровати, она унаследовала ее в свою очередь от своей бабушки. Это так называемые крылья. Когда Томас рассказывал, что он ночевал у бабушки, которую он называл «мамимами», он не забывал упомянуть: «С крыльями».
Позавчера Томас, находясь у бабушки, нарисовал несколько картинок, которые явно изображали сцену дорожного происшествия. Машина врезалась в беспорядочную толпу, в то время как ее колеса вместе с каким-то головоногим моллюском вращались в воздухе. На другом листе моллюск уже лежал на земле, и рядом в замешательстве стоял человек. А на следующем рисунке появилась машина «скорой помощи», ибо чем еще мог быть большой синий шар над квадратом с двумя колесами, внутри которого лежал распростертым все тот же моллюск.
Странно, что Мануэль попросил Юлию ничего не говорить ее родителям об этом происшествии. Но запечатленные их трехлетним сыном протоколы не оставили ей иного выбора, и Мануэль был очень расстроен, когда жена ему об этом рассказала.
Он был вообще очень странным все это время. Он якобы не в настроении, объяснил он Юлии вчера ночью, когда она в постели попыталась притянуть мужа к себе. Обычно это бывало со стороны Юлии, когда она от усталости говорила мужу «нет». И когда у нее самой снова проснулось желание, Юлия обрадовалась: ей совсем не хотелось прослыть фригидной женщиной.
Или Мануэль тогда действительно здорово превысил скорость и потому чувствовал себя виноватым, или он думал по дороге о чем-то другом и из-за этого среагировал слишком поздно? Но о чем таком он мог так напряженно думать, что так занимало его? Юлии не терпелось расспросить мужа об этом.
– The rain in Spain stays mainly in the plane! – произнес коллега Имбах задорно и громко, заглядывая в записи Юлии.