Кто виноват? Он сам ответил на этот вопрос, прощаясь с такими же, как сам.
Иван Степанович тяжело переживал увиденное. Четверо вместо пятерых уехали на волю, увозя в сердце и памяти неизгладимый, тяжелый осадок.
В этот день в бараке люди спорили до хрипоты.
— Не фискалы виноваты в случившемся. А власть, правительство, породившие их! И вся эта система, что на гнилых носах держится, пролила кровь, посеяла муки. Зачем искать врагов в народе, победившем в войну. Да будь все так, как они хотят представить, немец за год проглотил бы все земли до Урала вместе с Москвой. Ведь не вожди с фискалами воевали на передовой! А мы, черт побери! И благодарное Отечество наградило нас — зоной, тюрьмами, лагерями! А за что? Калек, инвалидов не пощадило, упекло за запретку. Мало было отнять здоровье, дай и жизнь! Уголовники, бандиты там окопались, пригрелись на усталости нашей! — говорил бывший артиллерист Петр Семушкин.
— А я, мужики, часто теперь думаю, на хрен с немцем воевали? Кого от кого мы защищали? Тех мародеров, что нас сюда втолкнули? Да знай я тогда, что меня ждет, знал бы по ком бить… «Катюшами». Уж я бы не сглупил, не промазал нынче. За каждый день в зоне сторицей свою плату взял. Так что всем чертям тошно стало бы, — сетовал Костя Литовченко.
— Но ведь началась реабилитация, мужики! — встрял Абаев.
— А перенесенное, пережитое в какую задницу теперь воткнешь? Куда денешь годы, что отбыл в зоне? Да и много ли дожило до реабилитации? Иль мало тебе профессора? А другие? За что и перед кем их оправдывать? Очередную маску власти натянули. Теперь нас заменят другими…
— Кем? — изумился Костя.
— Стукачами. По чьей милости мы загремели сюда! Свалят свою вину на них. И никогда не признают, что стукачей сами породили! Нужен будет козел, виноватый в случившемся!
— Думаешь, всех фискалов заметут?
— Надо крайнего найти! Стукачи и станут этим!
— Ни хрена! Их опять пригреют! Видимость создадут. Нашим вождям без фискалов не обойтись. Они без них дышать не смогут. Пожертвуют сотней надоевших или теми, кто уж очень много знает, а на их место тысячи таких же сыщут. И не засветят.
— Так, а зачем тогда нынешний маскарад? — удивился Иван Степанович.
— Очередное заигрывание с дураками. Такими, как ты и я. Бросили нам кость, извинились. Мол, ошибка вышла. Идите дальше работайте, мы и рады! Слава Богу, из зоны на волю вышли! А за что мучились — скоро забудем. Потому что не до памяти будет! Благодарное Отечество, вернув свободу, заставит нас вкалывать на себя так, что вмиг память остудит. Мы ведь не на свое благо, а на вождей мантулим всю жизнь! Чтоб они пузо отращивали и жили по-королевски. Нам лишь кости голые с их стола перепадают. Над нашими заработками вся заграница хохочет.
— Но ведь и там не лучше. Тоже не все сытно живут, — подал голос кто-то.
— Еще один замороченный! — рассмеялся Костя.
— Мужики! Лови суку! — гаркнуло из угла. И зэки, кинувшись к двери, поймали бледного, трясущегося мужика.
— Да вы что, мужики, я ж хотел подышать на воздухе, голова раскалывается, болит с утра. Чего привязались, отпустите!
— Заткнись, падла! — ревел Дементий, державший стукача за шиворот и, ухмыляясь по-нехорошему, предупредил: — Я тебе свою разборку учиню! А ну, мужики, не дайте ему смыться! Сейчас вы услышите интересное, — сел напротив пойманного и добавил: — Я за тобой не первый день слежу. Знаю, когда ты линяешь, куда лыжи востришь и после каких разговоров. Знаю, что бывает после твоих исчезновений. И еще не забывайся, я — юрист. И не тебе меня вокруг пальца обвести!
— Врешь ты все! Маньяк! Ты во всех сук ищешь, за всеми следишь. Я видел это. Ты все тумбочки шмонаешь по ночам. Пока мужики спят, каждого наизнанку выворачиваешь, — выдал мужик Дементия.
— Верно заметил. Искал ссучившегося. И нашел! Тебя, поганец! Паяц-недоносок!
— Докажи, Дементий! Иначе, завтра любого из нас вот так же опозоришь, — потребовал Самойлов.
— Идет! После скользких разговоров таких, как недавний, этот тип всегда исчезает. К оперу… С доносом…
— Брехня! — рассмеялся мужик.
— Заткнись! — побагровел Дементий. И продолжил: — Возвращается с пачкой папирос «Беломорканал».
— Да он их в ларьке мог купить. Сколько хочешь! — не согласился Самойлов.
— Ларек в девять вечера не работает. А до того он у вас стрелял «Прибой». Так что заранее купить не мог.
— Я в другом бараке одолжил. Да и угощали меня сколько раз.
— А за что? И кто? — настаивал Дементий.
— Посылки получал с воли — делился. Со мною — тоже…
— Колбасу вареную, что ты под подушкой прячешь, тебе тоже с воли прислали? Она еще по пути сгнила бы в посылке.
— Покажи! — кинулись к шконке пойманного мужики, откинули подушку, матрац, но ничего не нашли.
— Брешет Дементий, — отмахнулся Абаев.
— Артиста отпустите. Зря вы его поймали, — вступился Петр за мужика.
— Тихо! Не одна колбаса — улика! Ее он сожрать успел ночью, под одеялом.
— А ты почему смолчал, когда увидел? — не сдержался Самойлов.
— Ждал более весомого. Отчего не отмазаться…
— Жрал колбасу? — прихватил артиста за горло Петр, и лицо его пятнами взялось.
— Врет он все, — послышалось сдавленное.
— Мужики, нам почту выдают два раза в месяц. Так или нет? — оглядел всех Дементий.
— Так. В последний раз на прошлой неделе получили…
— А этот гнус вчера два письма читал. В сапоге прячет…
Мужика раздели. Из портянки фотография семьи вылетела. Письма. Но без конвертов…
— Старые они. Я их давно получил…
— А чего прятал?
— При себе держу. Чтоб охрана при шмоне не выкинула, как прежние.
— А колбасу где взял? — вспомнил Костя.
— Да не было ее! Пиздит Дементий! Взъелся за «пахоту». Я в тайге его не стал выгораживать перед охраной, когда он сачкануть хотел.
— Не темни, паяц! Не отвертишься! — улыбался Дементий и продолжил: — Вчера, когда профессор умер и мы тут о фискалах говорили, кто к оперу бегал в спецчасть?
— Не был я там!
— Тебя и правда не было в бараке, — вспомнил Абаев, — до самого отбоя…
— В соседнем бараке земляка навестил.
— Это он тебе банку сгущенки дал? — улыбался Дементий.
— Да он!
— А где он ее взял?
— Из дома прислали…
Дементий выволок из-за тумбочки банку сгущенки и показал ее всем:
— Красноярский край изготовителем указан! Сибирская сгущенка, местная! Тут уж и влип ты, паскуда!
— Это старая банка. Давняя. Я о ней и забыл! В ларьке купил…
— Ты кому мозги пудришь? Не на воле живем, чтоб про сгущенку забывать. Да и не слепые мы. Видим, недавно открыта. Не засахарилась сверху, не пропала. Хоть сейчас жри! — глянул в банку Костя.
— Эй! Вы! Что там за сходка? — заглянул в дверь охранник. И, подойдя ближе, прикрикнул: — Разойдись!
Глянув на потрепанного мужика и Дементия, погнал впереди себя под автоматом в спецчасть. Ни один, ни другой больше в барак не вернулись никогда.
Иван Степанович, как и другие, перестал говорить о стукачах, о политике. Все в бараке притихли. Понимали, что всякая разборка может закончиться в спецчасти зоны, откуда неизвестно куда деваются люди.
После исчезновения юриста и стукача мужикам отвели тяжелые участки работы в тайге. С них ни на минуту не сводила глаз охрана зоны.
— Самойлов! В спецчасть! Живее шевелись! — подтолкнул Ивана Степановича охранник, подойдя вплотную. И прямо с деляны погнал человека через лес под автоматом, не давая отдохнуть, все пять километров гнал бегом.
Когда Самойлов вошел в кабинет, ноги уже не держали, не хватало дыхания.
— Ты что это загнал его? Зачем так задергал? — упрекнул опер охранника.
— Раз вызвали с деляны, значит, срочно надо, вот и торопил. А чего с ними возиться? Не под ручку же мне с ними ходить, — отвернулся охранник.
— Он уже не зэк. Его освободили. Две недели назад. Верховный Суд…
Самойлов не мог встать со стула. Пот заливал лицо, бежал по спине ручьями. Он давился собственным дыханием, словно ствол автомата все еще упирался меж лопаток, а в ушах звенело, отдаваясь эхом в сердце: