— Нет, — вдруг сказал Айола, несколько дней назад она улыбнулась в глаза своему, как она считала, палачу, сейчас она не собиралась впадать в забытьё, она хотела помнить, как будет зачат её сын, как бы ужасно это не было. — Нет, — повторила она, сглотнув слезы.
— Хорошо, — Горотеон помолчал минуту, потом продолжил. — Вы имеете право выбрать, как это произойдёт.
— Боюсь, что я не знаю, что выбрать, мой господин.
— Тогда я выберу, — он подошёл ещё ближе, продолжил. — Вы будете на спине, я не стану обнажать вас и обнажаться сам, это произойдёт быстро и потому болезненно — это максимум, который я могу сделать для вас. Было бы правильно одарить ласками в первую ночь юную деву, но уверен, этого вы желаете ещё меньше.
Айола посмотрела на людей, стоящих, опустив голову, и Жриц, поющих песни, и поняла, что она согласна на любую боль и любые истязания на глазах у толпы, но никак не на наслаждение, да и способно ли её тело на это? Старуха сказала, что Айола, с её бёдрами, никогда не познает радость соития с мужем, что ей всегда будет больно, пока, в конце концов, она не умрёт в родах.
Она не заметила, что лежит, под бёдрами у неё была подушка с белым шёлком, и если тело её и предстало перед Царём и людьми, то на мгновение, в которое Айола не успела покрыться стыдом.
Её Царь был над ней и сказал.
— Вы не должны сопротивляться, не должны противиться, как бы ни было больно — вы не должны этого делать… и… Царица, забудьте всё, чему вас учили… Не двигайтесь, не пытайтесь, это только принесёт вам лишнюю боль, — с этими словами она почувствовала сильный захват руки Царя вокруг своего тела, который стянул её руки, словно канатом, ноги были раздвинуты, и в то же мгновение она почувствовала боль такой пронзительной силы, что, вопреки предупреждению, попыталась вырваться, но ни руки Царя, ни его тело, ни бедра, ни его мужественность не дали даже пошевелиться теперь уже жене. Когда боль немного стихла, она снова почувствовала её, и снова, и снова, наконец, не выдержав, она сначала закричала, под жуткие вопли верховной Жрицы, а потом укусила своего Царя и господина за плечо настолько сильно, насколько смогла, и сжимала зубы до тех пор, пока не почувствовала солоноватый привкус на губах и то, как толчки стали сильнее, ей стало больнее, но через некоторое время боль стала отступать, и она ощутила влагу между ног и под своими ягодицами.
Когда она открыла глаза, Жрицы продолжали петь, Царь стоял и протягивал ей руку, которую она приняла и попыталась встать, испытывая при этом острую боль. Она смотрела, как Горотеон сошёл со ступеней и ждал её, подавая ей руку, словно она идёт на гололёде по шёлку. Когда её ноги ступили на лестницу, Царь сдёрнул белый шёлк с ложа и кинул в людей, которые принялись рассматривать простынь, и Айола увидела внушительное пятно крови, от которого ей стала ещё больней. Она полагала, что сейчас её отведут в свои покои, но большая и твёрдая рука повернула её в опочивальню Царя, куда она и вошла со своим господином, лицо которого по-прежнему ничего не выражало.
Как только двери закрылись за ними, и песни Жриц почти перестали звучать, хотя Айола знала, что они продолжат свои молитвы до самого утра, ноги младшей дочери Короля подкосились, и она стала проваливаться в забытьё, на этот раз стремительно. Ей показалось, что она взлетела вверх, она слышала чьё-то дыхание и сердцебиение, а потом ощутила шёлк простыней и мягкость подушек.
Чьи-то руки, почти старческие, снимали халат с девушки и раздвигали ей ноги, она в ужасе открыла глаза и попыталась встать, когда увидела перед собой старца, но всё равно мужчину, а она была нагой после первой ночи, кровь сочилось у неё между ног, и резкая боль пронизывала тело.
— Царица, лежите тихо, это лекарь, — лицо Горотеона мало что выражало, но голос успокаивал.
— Он мужчина, — у неё не был сил спорить.
— О, он уже давно не муж, он слишком стар для этого, но мудр и опытен, — тут он отвлёкся на слова лекаря, они о чём-то поговорили, и лекарь, тихо встав, поклонившись, вышел в нишу в стене, Царица поняла, что это тайный ход. В покоях её отца тоже был тайный ход на случай войны или заговора.
— Лежите, — Горотеон коротко что-то крикнул, и прибежали рабыни, которые стали суетиться в соседних покоях, Айола слышала шум воды и ароматы масел и свечей с благовониями. Когда рабыни вышли, так же неслышно, как и вошли, муж поднял её на руки и опустил в тёплую воду в том же халате, что был на её плечах на брачном ложе.
— Лекарь сказал, что вы в порядке, надо расслабить тело, и завтра вы будете себя чувствовать превосходно.