Брови Горотеона взлетели вверх, глаза сначала расширились, а потом сузились.
— Вы не можете думать о мужественности других мужей, Царица, за это казнят.
— Я, — Айола подпрыгнула на места и сжалась, — я вовсе… мне… ведь это больно, когда вырывают волосы, предназначенные жене Богами и природой, а вам оставили! Это потому что вы Царь? Или они, волосы, не вырастают длиннее? Это, должно быть, очень удобно… ведь вам не вырывают волосы, обваривая сначала кипятком, как утку!
Она видела расширенные глаза своего Царя и господина, который говорил что-то на своём наречии, а потом перешёл на язык Айолы.
— Да, Царица, мужественность у мужчин устроена одинаково… Есть отличия, но не существенные, и вам, действительно, не следует думать об этом и, тем более — спрашивать у кого-либо. За подобные мысли казнят жён своих мужья, а Царицу, которая должна служить примером для всех жён Дальних Земель — тем более. Есть ещё что-то, что интересует вас, Царица?
Айола молчала в страхе.
— Я обещаю, как Царь Дальних Земель, не казнить и даже не наказывать вас, Царица.
— Почему мужественность разного размера? Для чего это происходит?.. Минутой назад всё было значительно меньше, а теперь она становится гигантской, это не мешает? — Айолу озарила страшная догадка. — Это не больно?!
Она смотрела, как её Царь и господин облизнул губы и долго молчал, она не испытывала страха, Король или Царь всегда держит своё слово, таков закон. Столь могущественный Царь, как Горотеон, не будет обманывать свою Царицу, наказывая или казня её.
— Мужественность, как вы это называете, увеличивается в размерах, когда муж готов проникнуть в свою жену и излить своё семя. Это не больно, но мешает, потому что муж испытывает сильную необходимость, сродни голоду, и даже сильнее, войти в свою жену, в остальное время «всё значительно меньше», Царица.
— Так значит, сейчас мой господин испытывает желание войти в жену? В меня?
— У меня одна жена, Царица… И я испытываю сильное желание войти в неё, и это желание намного сильнее, чем если бы я не ел много дней.
— Как пожелает мой господин, — Айола согласна кивнула, — но у меня кровь, если…
— Кровь? — её Царь и господин стал серьёзным, и только сейчас младшая дочь Короля поняла, что Царь немного улыбался всё это время, пока разговаривал с ней. Разница в лице была настолько разительна, что девушке захотелось, чтобы её господин всегда улыбался ей. Он быстро нырнул рукой между ног Царицы, так, что она не успела покрыться стыдом или ей не стало больно, и поднял руку к своим глазам.
— Это семя, — Горотеон.
Глаза Айолы расширились и стали похожи на блюдца.
— Муж не должен вмешиваться в дела женщин… — продолжил Царь и господин. — Вы не вымывали семя, как это делают наложницы, значит, оно осталось в вас и может проступить, так устроены жёны… Вам совсем ничего не объясняли, Царица?
— Объясняли, про фрукт, — глаза младшей дочери Короля стали фиолетовыми.
— Какой фрукт?
— Во-он тот, продолговатый, — она поморщилась, вспоминая красное лицо рабыни, потом, испугавшись своей реакции, смотрела на вышивку на шёлке и ждала расплаты. Горотеон какое-то время смотрел на фрукт, потом на Царицу, пока глаза его не расширились, и он не сказал что-то на своём наречии.
— О фруктах мы поговорим позже, Царица, — он приблизился вплотную к Айоле, — скажите, вы знаете, что такое поцелуй? Целовать? Не женщину, мать или сестру в щеку, а мужа в губы.
— Нет, я не слышала о таком, — она растерянно смотрела на губы своего Царя и господина.
— Вы же не станете противиться своему господину, Царица? Не посмеете?
— Нет, мой господин, — она почувствовала сначала его горячее дыхание на своих губах, потом его губы на своих, которые мягко захватывали их — по очереди и обе сразу. Потом она почувствовала язык Царя у себя между губ, и это показалась ей приятным, она слегка приоткрыла рот, и их языки встретились ровно в тот момент, когда простынь, разделяющая их, исчезла, а сама Царица была под телом своего господина, и это не беспокоило её, скорее ей стало мало трения. И она потянулась ещё ближе и потянула Царя за волосы, а он, в свою очередь, долго целовал свою Царицу в губы, и это было неимоверно приятно. Потом он проводил губами, что тоже было похоже на поцелуй, по шее её, плечам и груди, иногда шепча что-то на своём наречии, когда же Айола стала целовать своего Царя и господина так, как он это делал, он сказал:
— Я хочу войти в вас, Царица.
— Да, мой Царь и господин.
И это было больно в первые моменты, потому что её Царь и господин вошёл сильнее, чем в прошлый раз, но и значительно приятнее. Она упёрлась ногами, как показывала ей рабыня, и стала двигаться, прислушиваясь к толчкам Царя, пока не начала задыхаться, свет не стал меркнуть, а низ живота налился кипятком, тогда Айола поняла, каким бывает голод сильнее, чем если не есть несколько дней. Она двигалась и двигалась, и ей казалось, что она никогда не утолит этот голод, как вдруг поняла, что слышит собственный стон, что сладок, словно мёд, и голод её утоляет её Царь и господин.