— Тётушка…
— Да, да, бесчинств! Ты Король, молодой мужчина, и так же, как и любой мужчина, подвержен пороку, ты глумишься над нравственностью Земель наших, в открытую живя с любовницей во дворце своём! Миланисса не узнает этого, пороки и похоть мира вашего обойдут стороной разум её.
— Я не собираюсь отдавать её прислуживать в храм.
— Зачем же в храм, я найду хорошего мужа ей, вот хотя бы советник твой Агаспус. Если мы сейчас заключим брачный договор — это обеспечит…
— Агаспусу уже сейчас двадцать шесть сезонов, ещё через пять он станет стариком, а Миланисса едва войдёт в брачный возраст!
— Да, но он богат, знатен и благочестив.
— Он скуп и от того слывёт аскетом, и я не позволю выдать сестру свою за него.
— Это было лишь предположение, — Луинтсена поклонилась. — Но во дворец твой я девочку не отдам и научу её вести себя и мыслить, как и подобает женщине её положения и происхождения.
— Как знаете, тётушка, рано об этом рассуждать.
Миланисса вошла в брачный возраст, её отвезли во дворец брата своего, Короля Меланмира, чтобы там она выбрала хорошего мужа себе, указав на двоих, один из которых был противным мальчишкой, а второй был бы ровесником её отца, останься он жив. А ведь Миланиссу поздно послали боги родителям, Меланмир был уже практически юношей, когда мать их понесла младенца. Отец в тот год погиб, а мать не выдержала горя утраты, умерла сразу после родов.
Тётушка сказала, что она не хотела жить и оттого умерла.
Часть вторая
Кринд наблюдал за своим конём, что-то неладное творилось со зверем, был он встревожен, выражал своё беспокойство и даже похлопывание и поглаживание хозяина его — Кринда, не приносили успокоение животному.
— Твой конь обычно смирный под тобой, Кринд, — Аралан посмотрел озадачено. — Покажи его конюху, что лечит болезни…
— Так и сделаю, так и сделаю.
В конюшне, когда все покинули её, и Кринд остался один, конь забеспокоился ещё больше, вёл мордой и громко ржал. Глаза всадника пробежались по помещению и сначала не обнаружили ничего, потом увидели следы у стойла, где теперь стоял конь его… женские следы… молодой женщины или худой. Он проследил взглядом за следами и сделал пару шагов в сторону, куда они вели, чтобы нагнуться и подобрать ленту с золотой вышивкой.
— Эй, Кринд, все заждались тебя, — Аралан крикнул громко, и Кринд смял в руке своей ленту.
Это мог быть ребёнок, девочка, едва вышедшая из младенческого возраста, но достаточно рослая, чтобы оставить такие следы, могла быть юная девушка, могла быть знатная девушка, может быть, приближённая к хозяйке дома этого, а могла быть и служанка, которой госпожа подарила дорогую ленту в косу… Но что она делала в конюшне и какой вред хотела нанести?
К следующей ночи он тихо вошёл в конюшню, конь был беспокоен, а следы свежие и вели вглубь, за пустые стойла, к свежему сену, которое заготовили для лошадей.
— Выходи, — Кринд встал прямо перед поворотом и терпеливо ждал, когда смутитель спокойствия его коня появится, терпение заканчивалось раньше, чем он мог подумать.
Кем бы ни была эта женщина или ребёнок — никто не смеет даже приближаться к конюшням с конями Наследника Аралана и всадников его.
— Выходи! — Сказал громко, зло, услышав шорох впереди себя и светлую макушку с растрёпанной косой вокруг головы. Косы были подвязаны дорогими лентами, платье на девушке было платьем знатной женщины, а вот лицо она прятала. — Выходи, — Кринд присел и показал рукой, чтобы девушка не боялась его, слушая обречённый вздох из груди девушки. — Вставай, я тебя нашёл.
Прямо перед всадником стояла девушка, юная, но скорее всего вошедшая в пору брака, знатного рода — это было видно по одежде и по тому, как прямо держала она спину свою, несмотря на то, что упрямо прятала лицо своё, склоняя шею.
— Что ты делаешь здесь, в этом месте?
Девушка молчала и вздыхала, потом подняла глаза на командира всадников Наследника, и сердце его остановилось.
На белом, словно фарфоровом лице, в обрамлении непокорных прядей светлых волос, рыжеватых, как мех лисы, были огромные глаза, похожие на янтарь, такие же переливающиеся, светящиеся и глубокие, полные приоткрытые губы, манящие своей невинностью, и детский румянец.
Девушка определённо не была ребёнком. Кринд бросил взгляд на то, что скрывает платье, и опытный взгляд мужчины увидел и грудь, небольшую, как и полагается юной деве, и тонкую талию, увидел он и носочек маленькой ножки, который тут же стыдливо спрятался под подолом платья из тяжёлой ткани.