— Мне надо отмыться от рыбы и приготовить её… — Щёки девушки горели алым, грудь, очертания которой были видны сквозь тонкую ткань нижнего платья, вздымалась, голос звучал тихо, словно воздух покидал тело Биоввены, и не имела она возможности вздохнуть ещё раз.
— Иди, — Эарсил отступил на шаг, потом ещё на несколько, так, чтобы не дать себе возможность протянуть руку и снова отвлечь Биоввену от дел её.
Она сделала так же пару шагов от Царевича, смотря на него с улыбкой, которую не мог разгадать Эарсил, да и не пытался, он стоял на месте своём, не шелохнувшись, застыв, подобно каменному изваянию, потому что любое его движение сняло бы путы с разума и тела Эарсила.
К удивлению, Биоввена не отошла в сторону, дальше по берегу, туда, где был пологий берег с ярким песком, цвет которого был похож на каменья, что называют «янтарь». Эарсил хотел бы осыпать золотистыми каплями, что часто хранят в себе память о былых мирах, Биоввену, но она не принимала подарки, отвечая, что главный подарок он уже сделал ей — жизнь брата её. Она шла спиной к берегу, не отводя глаз своих от Эарсила, пока не остановилась на берегу, у кромки воды, и рука её не потянулась к тесьме у горловины платья.
— Пойдём, вода тёплая, Царевич, — Эарсил не мог дышать, воздух обжигал лёгкие его, словно кипящая смола, не мог он сделать и шага в направлении Биоввены и воды, что, по словам её, обещала быть тёплой и ласковой, омывая тело его. Взгляд Эарсила метнулся к светлой ткани, которую переступила Биоввена, и обратно, медленно, по нагому телу девушки, не имея сил и желания отрывать взгляда своего от того, что видел он. От груди её, что порой задевали руки его, но всегда под платьем, от талии, что была тонкой, от живота, заканчивающегося…
— Царевич! — Эарсил не сразу понял, что Биоввена уже в воде, лихорадка охватила тело его, дух и разум. Не мог он думать или вспомнить имени своего.
— Царевич! Что же ты застыл, уж не боишься ли ты простудиться? Воду тебе греют рабыни, и благовониями натирают тело твоё? Думаешь, вода в этом озере недостаточно тепла для тебя, и ты заболеешь, подобно младенцу, что нерадивые родители оставили раздетым на морозе?
— Биоввена…
— Эарсил, иди сюда. — Он видел, как прозрачная вода стекает по волосам, груди девушки, животу, лаская своими струями то место, где должно мужу входить в жену свою.
Он быстро снял одежды свои и вошёл в воду по грудь, смотря, как Биоввена становится рядом, и от этого вода из тёплой превратилась в горячую. Девушка подошла вплотную, так, что телом своим он ощутил мягкость груди её, и обвила руками своими шею его, он приподнял её для поцелуя, чувствуя, как скользит она, нагая, по телу его. Движения его рук становились хаотичными, казалось, злой дух вселился в Царевича, дух вожделения, который руководил его мыслями, его лихорадкой, что сжигала Эарсила и возрождала снова.
— Биоввена, что ты делаешь?
— Хочу, чтобы ты вошёл в меня, как муж входит в жену свою.
— О…
— Не в воде?
— Нет, — Эарсил нашёл в себе силы сдвинуться с места, целуя девушку, лаская там, где поутру мог только мечтать. Он нашёл силы донести девушку, что, казалось, не весила ничего, до мягкой травы, и бросить свою тунику из мягкого льна, настолько мягкого и тонкого, что не ощущалась на теле его.
Губы его и руки не оставили на теле Биоввены места, которое не целовал бы, не ласкал или не прикасался. Эарсил ощущал горячие ладони и губы Биоввены там, где и мечтать не смел, но порой позволял разуму своему заходить в этих мечтаниях настолько далеко, что теперь, когда всё становилось реальностью, а не сном — он не верил в это.
Эарсил знал достаточно о том, как устроено тело женщины, но всё же замер в неуверенности, хотя дух желания завладел всеми помыслами, дыханием и телом Эарсила, он остановился, чтобы разглядеть лицо девушки. Нежная кожа лица покрылась ярким румянцем, сердцебиение было видно по венке на шее, по которой с невероятной скоростью, неслась кровь. Сама же шея была окрашена в бледно-розовый цвет, который смешивался с молочной белизной шёлковой кожи груди и живота.
Эарсил провёл несколько раз пальцами там, где мужу полагается входить в жену свою, лаская снаружи и внутри, так и не решаясь сделать то, что требовал дух его и тело, сдавливая в тисках, подобных пыточным, плавя и удушая желанием.
— Я выбрала тебя, сделай меня своей, — его пальцы ощущали так много влаги, такое сильное желание и сжатие, — сделай…
Он не смог бы отказаться. Теперь.
Ты не во дворце, и Биоввена не наложница тебе, и никогда ею не будет.