— Теперь-то ты ее прочитала? — улыбнулся Амброс.
— Почему ты смеешься?
— Наш Пехт.
— Да… Я попыталась. Это нечитаемо.
— Ты права.
— …
— Ты не сядешь ко мне?
— Если тебе так хочется.
— …
— …
— Ты по-прежнему пахнешь как девчушка. Боже, сколько времени прошло.
— Да уж. Я подсчитала. Тринадцать лет. Детям было восемь, когда ты ушел… Но ведь на самом деле ты не уходил… Амброс, ты должен знать, что я знаю все. У меня давно был разговор с Инес… Не надо нам больше обманывать друг друга.
— …
— …
— Почему ты приехала?
— Я прошу развода.
— Именно поэтому?
— Не только. Я должна тебе сказать, что не держу на тебя зла. Что мне не надо больше любить тебя. И что только теперь я способна выносить тебя таким, какой ты есть.
— Но ведь слишком поздно, не так ли, Амрай?
— Здесь холодно. Твоя сестра не топит?
— Слишком поздно. Не так ли?
— …Амброс… Все эти годы я мечтала о тебе. Я тосковала по твоей дерзости. Ты показывал женщинам язык. Ты высмеивал все, что вменяется и строжит. Помнишь, как ты отказывался прикасаться к деньгам? Из-за сыпи…
— Продолжай.
— Я хотела сказать… Никогда я еще не встречала такого чу́дного своевольного человека…
— А этот крестьянин… этот Георг Молль?
— …
— Ну, ладно.
— …
— Можно тебя чем-нибудь угостить? Может, чаю?
— Прошу тебя, не утруждайся.
— Что ты! У меня тут палка от метлы. Я ей Бригитту потчую. Как в старых фильмах. Как старая, параличная мачеха.
— Отчего ты ослеп?
— Длинная история.
— Ты не хочешь ее рассказывать?
— Ты видела меня по телевизору?
— Мне передавали.
— Инес.
— И она тоже… Мне, честно говоря, было очень неловко. Такое не выносят на публику.
— А ты все та же.
— Естественно.
— А любовь — великая неловкость.
— Ты тоже прежний.
— …Бригитта, ко мне!.. Будь умницей, свари нам черного чаю. Даме без молока и сахара… Все как в старые времена?
— Как в старые.
— …Спасибо, Бригитта. Я сказал: спасибо.
— …
— …
— Вы не выносите друг друга?
— Мы друг друга ненавидим. Как в старых фильмах. Она была любимым дитятей отца. А я был чистой случайностью.
— Что случилось с глазами?
— Можно тебя потрогать?
— ?..
— О!.. Свитер цвета морской волны! Помнишь? Тот самый вагон-ресторан.
— Амброс. Ну пожалуйста!
— А грудь все еще крепкая.
— Пожалуйста, прекрати!
— Ты моя жена.
— Я никогда не была твоей женой… А свитер на мне красный.
— Не уходи, Амрай! Прошу тебя!.. Расскажи о себе.
— А что мне рассказывать? Что ты хочешь знать?
— Все.
— Ах, Амброс.
— …
— Вот мама… Мне действительно ее не хватает.
— Марго. Никогда не забуду, как она стояла тогда на перроне. Высокая, хрустально-хрупкая и неприступная. На ней была замшевая куртка на меху, и она ездила на синем «мерседесе». Сульфатно-ртутном, говаривала она.
— Ты еще помнишь.
— Конечно.
— Она всегда высоко ценила тебя, Амброс. Хотя и знала, что ты лжец.
— Значит, все-таки Страшный Суд?
— Я тоже была лгуньей. На свой лад. Мама открыла мне на это глаза. Мы просто не подходили друг другу.
— Так говорят все, кто заглянул в бездну другого человека… Вместо того чтобы очертя голову кинуться вниз, они убегают. Но там, куда убегают, они умирают от жажды. И напоследок говорят: вот если бы я не боялся за себя!
— Может, и так. Но у меня просто не было для этого сил.
— А у меня они были. Их хватало на двоих.
— Знаю.
— …
— Амброс, бывают в жизни мгновения, когда невнимательность переходит пределы и любовь рушится. Иногда достаточно какого-нибудь пустяка. Может, ты переусердствовал, не замечая меня на людях. Может, на час дольше засиживался в кафе «Грау», вместо того чтобы уделить внимание дочери. Не знаю… Мои мужчины были детьми. Но почему бы женщине тоже не оказаться хоть раз слабой? Хоть на миг выпустить детскую ручку мужчины? Почему бы один-единственный раз не стать с ним вровень, как со взрослым?.. Как бы ни сильна была любовь, когда-нибудь она ломается, точно перезрелый подсолнух.
— Никогда.
— В то время я и не была подсолнухом. И свет мой был слишком слаб. Я не могла светить с достаточной силой.