Марго стала тихой, как мышка. Она заболела. И даже серьезно. Старая желудочно-кишечная история. Когда ей становилось лучше, она находила утешение в занятиях с внучкой. Они не разлучались весь день. И однажды Марго спросила Амрай, понимает ли та вообще, что за уникальный человечек Мауди. Сама Марго еще никогда не видала такого тонко чувствующего, сердечного ребенка. Да еще с такими благородными выразительными руками.
Вскоре после похорон Дитриха Амброс на два дня уехал в Кур. От жены цель поездки он утаил. Ему удалось вовремя перехватить письмо из нотариальной конторы Кура. Для него было загадкой, как там вообще могли узнать его адрес. Но выяснилось, что якобсротская администрация послала туда копию свидетельства о браке вместе с указанием места жительства.
В Кур он ехал не один. Его сопровождала Инес. Стоял очень жаркий июньский день. Воздух зыбился и едва не кипел от зноя.
Судебный чиновник обливался потом. Он придвинул к Амбросу конверт в цветочках, на котором явно детским почерком было написано: «Для моего сына Амброса. Вскрыть разрешается только ему».
Конверт отличался едва заметной припухлостью. В нем лежало что-то очень легкое, чуть скользящее. Амброс молча взял конверт и сунул его в нагрудный карман своей шелковой рубашки. А в общем рассмотрение дела об имуществе Леопольда Бауэрмайстера прошло быстро и гладко. Из наследников при сем присутствовал только Амброс.
Дорогой Амброс, когда ты это прочтешь, я буду уже с Герминой. Я знаю, што у тебя не было времена навестить меня. У вас молодых многа планоф в жизни. Я тебя понимаю. Мне тут очен хорошо, а персонал очен приятный. Даже сестра Марианна, хотя иногда бывает не в духе. Она не может понять, что человек столько лет в госпитали мается. Надо думать головой-то. Объяснять это нету времени. Из летаргии тут вырывает разве што трехразовое питание. Марта такая любезная, што написала это письмо. Ей всего 12 лет и она хорошо воспитанная. Она потеряла левый глаз при афтомобильной аварии. К сожалению, сечас я в гипсе, но скоро опять начну колобродить. Ты у меня любимый сын.
~~~
Уже который день город утопал в мерцающем мареве поистине тропического августовского зноя. Рейн обмелел настолько, что больше напоминал ручей, а рыбачьи и прогулочные лодки с прибрежной полосы Боденского озера осели на высохшее дно. Городские власти Якобсрота и инженер гидростроительного ведомства разрабатывали план действий при чрезвычайных обстоятельствах на случай, если небывалая нехватка воды примет затяжной характер. Одежда, проклеенная потом, прирастала к телам людей. Несколько человек скончались от солнечного удара или пересыхания дыхательных путей. Но небо застыло в полной неподвижности, казалось, над головой распростерлась голубизна Эллады или ее лощеная фотокопия из туристического проспекта.
Наконец вечером 26 августа набежали облака. Они стремительно преображались в нагромождения грозовых туч, которые расплывались и рвались в лохмотья, и тут же внезапно налетел шквалистый ветер. Через минуту-другую крупные, как стеклянные ампулы, капли забарабанили по крышам, разбивались о брусчатку и асфальт улиц. Все заволокло теплым паром. Окна распахнулись. Детвора, мальчики и девочки, и многие взрослые пустились в пляс под струями ливня.
Но гроза длилась недолго и, по существу, не принесла прохлады. С наступлением темноты Якобсрот снова с трудом дышал как бы спекшимся воздухом. Люди не могли уснуть, лежа в своих постелях, как недомеренные мухи. Жара казалась еще более невыносимой, чем прежде. Теперь она окончательно завладела домами и комнатами, окна открывать уже не имело смысла.
Амрай лежала рядом с Амбросом, который то и дело ворочался, пытаясь уснуть, и мысли у нее были далеко не веселые. Ребенок спал, если удавалось уснуть, в одной из бесчисленных комнат бабушки. Так было и этой ночью.
После смерти Дитриха Мауди стала для Марго единственным светом в окошке. И согревающее весь мир своей теплотой существо ребенка вытесняло одиночество из ее столь огромных господских апартаментов.
Заливались сверчки. Слабый неоновый свет паркового фонаря покрывал бледным налетом стены спальни во втором ярусе башни.