Какой кошмар, неужели я так и жила?
Видимо, да. Как много красок вокруг, новых ощущений! Эх, тётя, тётя, за что это всё? Что ты придумала для меня?
Люди старались попасться мне на глаза. Видимо, было что-то такое в моём облике. Мантии на мне уже нет, только шапочка магистра, выходное платье и всё те же сапожки из змеиной кожи.
Первое событие случилось задолго до этого. Тётушка велела мне зайти в аптеку, купить там разных мелочей. Вот-де, аристократы не чужды того же, что и все прочие. Но теперь мне было отчего-то весело. Я улыбнулась аптекарю так, что тот едва не упал в обморок. С чего бы это?
Мать с дочерью я увидела, выходя из аптеки. Бросила краткий взгляд на почтительно склонившую голову женщину... и ощутила... наверное, запах. Не знаю, как это назвать - ощущение беды.
Я подошла поближе. Девочка смотрела куда-то сквозь меня. Улыбка застыла на её лице. Что-то с ней очень неправильное. Я прикоснулась пальцем в перчатке к лицу малышки. Мать не осмеливалась поднять взгляд.
Девочка слепа!
По пальцам, ощутимая сквозь тонкую ткань перчатки, пробежала дрожь. Мне стало тошно. Что-то чёрное заполняло силуэт трёхлетней девочки, что-то колыхалось внутри её головы... невидимое обычному взгляду, но несомненное. Я отпрянула - мне показалось, что чернота потянулась за моими пальцами, свиваясь в вязкие нити.
Я отступила на шаг, брезгливо стряхнула черноту под ноги. Тут же ощущение прошло. Никакой черноты. Никаких нитей. Всё, как и прежде.
Только мать девочки побледнела; она смотрела - не на меня, в лицо дочери. Глаза той повернулись, сощурились... встретились с глазами матери...
Стало неестественно тихо. Я осмотрелась боковым зрением, стараясь не привлекать внимания. Вокруг нас троих собралось не менее десятка человек.
- Она... - всхлипнула женщина и упала бы навзничь, ноги её подкосились. Но её подхватили, удержали. Люди смотрели в мою сторону, стараясь не встречаться со мной взглядом.
Губы у меня дрожали... Нет, это не я, не я! Я... я не умею!
Повернувшись, я сделала - больше, чтобы успокоиться - знак Всевидящего Ока - и направилась туда, где был заготовлен спектакль с исцелением.
Я вся дрожала. Справиться с дрожью удалось не скоро.
* * *
Журналистов я заметила почти сразу. Те старались не попадаться на глаза, но им это плохо удавалось. Я не сразу осознала, что ощущаю теперь чужое внимание. И если по пути от аптеки вокруг меня словно бы колыхалось тёплое облачко, то при входе на рынок (очень, очень странное место для Утренней Звезды) меня стало "укалывать". Источники "уколов" легко обнаруживались. Интересно, их созвала тётушка, или слухи о случившемся у аптеки уже распространились по городу? Кто-то говорил, помнится, что скорость распространения света существенно меньше скорости распространения слухов.
Ладно, пусть себе смотрят.
Я по-прежнему "сидела в раковине". Каждый звук отдавался эхом.
"Больной" сидел, среди прочих калек, настоящих и мнимых, у входа на мясные ряды. Меня уже начинало поташнивать от густой смеси запахов, человеческих и животных, приятных и омерзительных. Держись, Май...
Вот он. Лжебольной. Такой "перелом", как у тебя, опытный врач устроит и "исцелит" минут за пять. Внесём-ка исправления в план.
"Калека" что-то пролепетал и упал лицом вниз - почти касаясь уличной грязи, умоляюще простирая руки.
Я присела перед ним, ощущая, как "уколы" становятся всё неприятнее. Дядя, дядя, надо было предупредить...
- Ты хотел обмануть меня? - спросила я громко и нахмурилась. - Ямы с собаками ещё никто не отменял.
Полная тишина вокруг. Абсолютно полная. Уколы превратились в жжение. От смрада и звона в ушах всё вокруг плыло и умножалось перед глазами.
- Вон из города, - велела я тихо, но люди отшатнулись. "Калека" поднялся, насмерть перепуганный. Более он не притворялся. Его охватил такой ужас, что он лишился дара речи - падал, пытаясь подняться, размахивал ненужными костылями. Поскуливая, бросился наутёк. Люди расступались перед ним, словно то бежал зачумлённый.
Ещё несколько "калек" тут же "исцелились", вскочили на ноги и опустили взгляд; бледность проступала на их лицах - там, где грязи было не слишком много. Я качнула головой и стражи порядка, неведомо откуда взявшиеся, погнали всю эту отвратительную компанию в шею.
Трое осталось сидеть в грязи. Подлинные больные.
Я присела перед одним. Очень не хотелось прикасаться к нему... но выхода нет. Никто не мечтал бы оказаться на его месте. Немного оставалось от его лёгких. Я не знала, что именно - ощущала распад, как ощутила не так давно слепоту. Ну, Владычица Жизни, помогай.
Нищий, вероятно, вскрикнул бы. Но и у него, и у меня огненным обручем сдавило горло. Я не знала, как надо по-настоящему лечить, хотела лишь одного - вытолкнуть, выплеснуть черноту, что доедала жизнь этого человека. Выплеснуть так, чтобы никого не задеть.
Со стороны показалось, что меня толкнули в спину. Я чудом не упала лицом в грязь; но удержалась сама и удержала своего неожиданного "пациента".
Он судорожно вдохнул. Ещё раз. Взглянул мне в лицо с восхищением... упал ниц.
Но мне было всё равно.
Очень сильно болело горло. Огнём горела ладонь - правая, которую я прижимала к его груди. Боль постепенно проходила.
Прошла целая вечность. И на этот раз тишина взорвалась криками. Если бы эти люди осмелились, они пронесли бы меня на руках. Но - только славили моё имя, избегая смотреть в лицо.
Правда, "уколы" ещё ощущались. Вот вам сенсация, подумала я. Подавитесь ей! Усталость обволокла меня, и я не вполне осознавала, как брела дальше. Самым удивительным было, что обе перчатки остались безукоризненно чистыми.
Однако самое неприятное было ещё впереди.
* * *
- ...пытаясь воскресить миф о том, что Утренняя Звезда в состоянии даровать исцеление кому и когда угодно.
Ой, как много мигалок! Это ещё что такое? Голос, несомненно, принадлежал корреспонденту. Я слышала чью-то ещё скороговорку - тоже, конечно, из рыцарей камеры и микрофона. Язык был не тегарским.