Власть и деньги стали синонимами. Кресло кормило и одевало. А с другой стороны, за деньги можно было приобрести должность. Одним словом, плутократия. Но власть богатых приводит лишь к дальнейшему расслоению. Повышались ставки в игре. За высокое кресло надо было платить все больше и больше. Главное, чтобы в орбиту кресловращения не попадал чужак.
Здесь, пожалуй, стоит повториться. Каримов, допустим, очень строго подбирал людей. В «бухарском деле» десятки характерных эпизодов и деталей, демонстрирующих технику «противоестественного отбора». По признакам «слабины» или «гнильцы». Часто сложившаяся система заставляла людей «прогибаться». Сам Каримов, когда-то ставший жертвой этой системы, превратился затем в ее верного проводника.
«…И в конце разговора многозначительно поинтересовался, знаю ли я, сколько денег люди могут дать за назначение секретарем райкома партии?» (Из показаний бывшего первого секретаря Каракульского райкома КП Узбекистана И. Барнаева.)
Абдувахид Каримов цепко заприметил тогдашнего начальника Каракульской передвижной механизированной колонны Барнаева еще в 1977 году. В августе того же года его избрали вторым секретарем Каракульского РК, а уже осенью следующего — первым.
Каримов всячески поддерживал своего исполнительного выдвиженца. До поры до времени. Спустя пару лет начал-таки придираться к «неблагодарному», который за время секретарства, по прикидкам Каримова, должен был накопить достаточно деньжат для того, чтобы вернуть «долг чести». Но несметливый секретарь райкома никак не мог взять в толк, чего хочет от него старший товарищ. Тогда-то и раскрыл ему глаза зам. председателя Бухарского облисполкома Гулямов. В доверительной беседе. Причем, если верить тихим словам Барнаева, он постепенно оказался загнанным в угол. Напористый Каримов не стесняясь дал понять, что не позволит ему уйти с «тепленького местечка», не расплатившись сполна.
Время намеков прошло, когда Барнаев, придя к Каримову, положил на вылизанную поверхность «хозяйского» стола заявление об увольнении. Властный сюзерен, не читая, порвал аккуратный листочек и, бросив мятые клочки в лицо подчиненному, напрямик поинтересовался у «труса и дезертира, знает ли он, что некоторые готовы отдать за его, Барнаева, должность даже сто тысяч». То есть повторил, едва ли не слово в слово, былые увещевания Гулямова.
Барнаев робко попытался уйти в сторону, забормотав что-то насчет того, что больших денег у него попросту нет. Однако «эмир» — так звали Каримова не только в области — с жесткой непререкаемостью своих средневековых предшественников сквозь зубы пригрозил, что в случае затянувшегося неповиновения головы непокорному вассалу не сносить. У каждого, сказал, руководителя есть недостатки в работе. В том числе и уголовно наказуемые. А у Каримова под рукой был Музаффаров.
Об этом не стоило забывать.
Барнаеву эти недобрые предсказания не показались пустой фразой. Во-первых, в памяти неистребимо жили угрюмые тени сталинских времен, когда многолетняя личная диктатура породила взводы и роты местных ежовых, берий и абакумовых, а количество необоснованных репрессий перешло с годами в социально-патологическое качество — тотальную, по вертикали и горизонтали, антисправедливость. Во-вторых, на слуху были многие и многие раздавленные судьбы строптивцев. Схема беспощадной и мстительной расправы с непокорными (или нежелающими мараться) повторялась в обществе такими же бравыми темпами, которыми некогда выявлялись «враги народа». Все, повторим, решали — и по-прежнему зачастую решают — деньги, деньги, деньги.
Второй фронт
Купюры уверенно и «круто» открывали немало кабинетных дверей; в критический момент нужный механизм приводился в движение и, надо сказать, приносил желаемые результаты.
Но вот он стал давать сбои, не выдержав противоборства с новым курсом страны, постепенно, шаг за шагом, начал уступать позиции. Что же предпринимает мафия? Необходимость корпоративной защиты своих сугубо корыстных интересов привела к тому, что сформировался мощный фронт из числа преступных элементов и их высоких покровителей против правоохранительных органов. Это случилось не сразу. Консолидация этого фронта произошла после апрельского (1985 года) Пленума ЦК КПСС, когда идеи перестройки стали воплощаться в жизнь. Но самый чувствительный и непоправимый удар по этим силам был нанесен решениями XXVII съезда партии. Контрнаступление началось на всех участках. В том числе с использованием средств массовой информации. Поток дезинформации, хлынувший в директивные инстанции, строго дозированная социальная демагогия на различных уровнях привели к значительному разобщению в самих правоохранительных органах. Не секрет, что соответствующие компетентные инстанции, призванные осуществлять борьбу с преступностью, в том числе и бывший Генеральный прокурор СССР Рекунков, ослабили свою работу. Под видом соблюдения социалистической законности ни черта не делалось! Это-то и стало оборотной стороной гласности. Немалая часть чиновников, привыкшая пресмыкаться и приспосабливаться к обстоятельствам, выжидает. И пристально следит за стрелкой барометра. А погоду делают другие!
Когда «московские» руководящие работники узнали о выявлении «ниточек», ведущих в Центр, против следственной группы, работавшей в Узбекистане, был открыт «второй фронт». Противоборство взяточников со следствием на этом этапе приняло качественно новый характер. Пришлось отбивать атаки уже с двух сторон. (Следователи вынуждены были придумывать символы-псевдонимы для своих «подопечных» — тайна и еще раз тайна.) Ожесточенность столкновения следствия с этими силами объясняется простым обстоятельством: оно «позволило себе» вторгнуться в святая святых преступного клана, сосредоточившего в своих руках политические и экономические рычаги власти на всех этажах общества.
Создавалась достаточно щепетильная ситуация для тех, кто в силу своих служебных полномочий обязан был давать правовую оценку установленных следствием преступных деяний. Дело в том, что эти факты в основном относились к лицам из числа тех самых «неприкасаемых», которых ранее никогда и ни при каких обстоятельствах не сажали. Поэтому «отцы законности и правопорядка», вместо того чтобы поддержать принципиальную линию, заняли, мягко говоря, соглашательскую позицию и тем самым затянули расследование дела на годы. Как тут не вспомнить по-философски грустное изречение: «Избавьте меня от друзей, а с врагами я и сам справлюсь».
Об ускорении
Отчего следствие по этому делу затянулось на несколько лет? Ну во-первых, юристы по рукам и ногам связаны негласными запретами и категоричными «табу». Допустим, арест скандально известного «зятька» Ю. Чурбанова согласовывался (на всех этажах) в течение года! Создавалось даже впечатление, что бывшего зам. министра неявно подталкивают к самоубийству по-щелоковски. Во-вторых, и это, пожалуй, наиболее существенное, складывалась (время от времени) ситуация «тришкина кафтана». Приходилось, что называется, разрываться на части. Очень много побочных, «созвучных» дел спущено на тормозах. Или отдано в недобросовестные руки, что в результате одно и то же. Как это ни печально, в нашем обществе образовались тепличные условия для коррупции. Гигантский, неоправданно громоздкий класс — мы настаиваем именно на этом определении — чиновничества и лентяев (что не тождественно, надо признать) оказался питательной средой для такого рода преступлений. Бюрократов и бездельников единит, по нашей версии, потребительское отношение к обществу. И агрессивное, когда намечается ущемление их интересов, причем возникает и корпоративная солидарность, — если замахиваются на номенклатурные реалии.
Очень долго и упорно людям инициативным и предприимчивым у нас ставили в пример исполнительных, послушных и безвольных. Очень долго и упрямо мы делали ставку на плакатно-торжественную массовость, забывая, что в этой впечатляющей массовости растворяется индивидуальность. В безликих «крепко спаянных» рядах начисто исчезала личность. Но зато такими раздавленными легче командовать. Музаффаровы для этого всегда найдутся.