— А он тогда что? Он же главный над тобой… Чего не может распознать обычного человека от… чужого?
Такхур остановился. Сморщился, точно перебродившего молочного сока хлебнул.
— Он, — сплюнул, — на Той Стороне и не бывал почти. А я там покорячился добытчиком, пока сюда не прибился. Разного навидался. Не то что этот — все у Покровителя за высокой стенкою. Что за хранитель такой, раздери его горакх, коль из-за самой обычной бабы такой шорох подымает? Все ему мерещится… а люди как пропадали, так и будут пропадать, слово моё помяни!
— Вот и скажи, — набралась смелости Маритха, — кто я есть. Заступись!
— Так и я про то. — Он снова двинулся вперёд, и прежняя ухмылка растеклась по обличью. — Почему бы не вступиться? Только чем отдавать-то будешь? А? Есть чем расплатиться?
Маритха оперлась спиною в стену. Слишком маленькая клетушка, тут не побегаешь от дюжего Такхура. А тот подступал все ближе. Глаза его заволокло какой-то мутью, и казалось, он вообще не на девушку смотрит, а сквозь неё. Только ухмылка на обличье, как приделанная, не стиралась никак.
— А я не скажу твоему Тангару, что ты про него говорил! — выпалила она, в который раз думая, что зря покинула Ведателя в пустоши.
— Ах ты!.. — Он выругался почти с нежностью. — Во надумала! Задиристая штучка! Да он ни одного твоего слова не послушает, дура! Что, не слыхала, как он тебя песочил? А я скажу, что ты сама… А в обмен просила слёзно, чтобы выпустил тебя. Или ещё чего похлеще придумаю. Мрак навела, скажу. Забыла, что Тангар обещал? Один шажок твой глупый — и сидеть тебе глубоко под скалами, в холоде и голоде, — веселился Такхур. — А ты мне теперь задолжала за то, что стращать надумала.
Вот он и рядом. Прямо на глазах у Маритхи муть в его взоре схлынула и в какой-то миг сменилась лихорадочным, безумным блеском. Девушка швырнула в него узлом, метнулась к двери, но не тут-то было. Молнией он ухватил её за руку, потом бросил на лежанку, едва не выломав кисть.
Маритха закричала. Без надежды, но что она могла ещё сделать?
— Помогите! А-а-а!.. Помогите!
Такхур продолжал ухмыляться, слушая и слегка покачиваясь над ней, точно пьяный. Когда ему надоело, то просто ударил её по щеке, да так, что Маритхе показалось, будто её об стену стукнуло.
— Хватит, дура! — Он начал злиться. — Никто не придёт. Этот проход на сторону ведёт. И дверь там тяжёлая, даже не старайся. Лучше думай, как угодить. — Он подмигнул, вновь приходя в хорошее расположение. — Тогда, может, после бури и выпущу. Скажу, что сбежала. Навела мрак, нелюдь проклятая, да скрылась. А там уж твоё дело, куда бежать. Тут тебя скоро возьмут в оборот, помяни моё слово!
Такхур хлопнул себя по ляжке и расхохотался так, что мороз по коже. Так, должно быть, только нелюди хохочут, нечеловечески. Его уже не просто пошатывало, а болтало из стороны в сторону.
— Великий! — вспомнила перепуганная до смерти девушка. — Великий! Он мне поверит, он Ведатель! И все видит, все знает! И тебя увидит и услышит, все твоё нутро гнилое, поганое! Пусти меня!
Маритха успела ещё раз кликнуть на помощь, получила вторую затрещину. Опять все поплыло, она упала навзничь.
— Великий! — взревел Такхур, хватая её за волосы. — Великий! — расхохотался так, что Маритхе стало совсем дурно. — Ты правда думаешь, он за тобою явится? Да у него людей тьма-тьмущая! То и дело кого-то подбирает да куда-то пристраивает. Всех убогих умом, вроде тебя… что сами за себя ничего не могут! — распалялся он все больше и больше. — Да буря дней пять пли шесть пробушует! Давно такой не было, за все времена отвеселится! И ты себе вообразила, дура, что он тебя помнить будет? А если и придёт, то Покровитель его не очень уж и жалует, так и знай! И коли девка Раванги хранителя одурачит, обманом заставит ей служить, тайны здешние выдавать, Покровитель на твоего Великого и не посмотрит! Что такое твой Раванга? Не власть, не сила, так… болтун, кучу народа в Табалу приводит, Храм обогащает. Уж очень многим есть охота на него поглядеть! Да тот бред, что он несёт, послушать! Поняла?
Не может быть! Не может быть! Маритха рыдала в полный голос. Будь проклят сегодняшний день. Чёрный, чёрный, чёрный день!
Такхур схватил её за руки, девушка принялась извиваться, опять заорала, зажмурившись, ожидая ещё одного удара. Потому и не заметила, как их стало трое. Очнулась тогда, когда её локти, на миг освободившиеся, стиснули пуще прежнего.
— Эй! Слышишь! Женщина! — слышала она сквозь свои всхлипы и крик и не могла прекратить.
Её встряхнули.
— Да успокойся же! Вот наказание!