«Моя жизнь и деятельность оживилась. Цеховая профсоюзная организация избрала меня в свой руководящий орган — цехком, а этот последний своим председателем. Эти три месяца были заняты массой организационных дел. Новый начальник депо продолжает мне нравиться — грамотный, деловой человек, и мы сносно понимаем друг друга. Мнения на отрицательные явления в нашей жизни не изменились, а хорошее тоже видим — не слепые».
Второй:
«Я 1926 года рождения, участник Великой Отечественной войны, офицер запаса. Окончил Ленинградский горный институт. У меня чудесная жена, с которой мы, несмотря на все тревоги, живем душа в душу, и еще лучше — теща, добрая, честная и трудяга. У жены две дочери, которые для меня как родные.
Всю свою сознательную жизнь я не терпел двурушников, рвачей, карьеристов, и отсюда постоянные трения на работе. Но я чувствую потребность в настоящем, хорошем коллективе, в организации, куда я мог бы пойти, поделиться своими невзгодами, поспорить и лишний раз проверить себя, в чем я прав, в чем неправ? — ведь только в споре рождается истина. Предлагал я, например, проводить «вечера моральной чистоты», где бы, невзирая на лица, вскрывать все, что мы знаем как порочное. Но из этого, конечно, ничего не вышло.
Я вообще вижу основную черту человека в его честности. Остальное все производное и появится само собой. Но — пустая болтовня обезоруживает нас перед действительностью, делает нас неспособными к сопротивлению».
Их много, этих людей, разных по полу и возрасту, по образованию и профессии, но одинаковых по благородству помыслов и нравственных критериев. А главное, что их объединяет, это: лично они ничем не обижены, лично у них все хорошо и благополучно и они ничего не просят для себя, но им больно. Потому что они граждане, люди высокой души, воспитанные нашей эпохой.
Соприкоснемся с одной из них, в ее самораскрытии:
«Родители мои выросли «в людях», крестьяне-рыбаки, познавшие унижения и оскорбления сильных мира сего (а вернее — еще того, дореволюционного); в постоянных муках за кусок хлеба, народили нас, 9-х человек, из которых остались семь. Экономические и моральные бедствия нашей большой семьи никого из нас не противопоставили России и советскому строю. Никто из нас не стремился к корысти, какой бы тяжкой ни была наша жизнь. Наша семья создала 60 человек второго и третьего поколения, большинство которых мужского пола, и каждый год по 3—4 человека проходят службу в Советской Армии и Флоте.
Наше первичное отношение к обществу — любовь и уважение к людям труда и ненависть ко всем, кто в какой бы то ни было форме противопоставляет себя этому, — созрело в нас и укоренилось благодаря честности наших родителей и десятков и сотен простых и умных людей труда, старейших коммунистов, комсомольцев, учителей и всего нашего доброго окружения, среды, которую мы сами никогда не засоряли. И если родителям в такое тяжелое время удалось вырастить нас людьми с прямой и открытой душой, то в наш «просвещенный век» видеть выращиваемых шалопаев, мошенников и воров всех систем омерзительно и гадко. Казалось бы, экономические и духовные богатства современного общества по своей природе исключают это.
Такого противоречивого состояния мы не испытывали на себе в годы становления и возмужания, и именно отсутствие такого состояния отложило в нас постоянство и прямолинейность.
Вот отсюда и моя непримиримость. Я считаю, что прямота, если даже она и коряво выражена, — честь и достоинство человека, если целью жизни его является служение трудовому народу. И я не могу менять свои взгляды и свои стремления и свой труд на что-то во имя только своего личного или личного для кого бы то ни было. Советский строй для меня самое дорогое, самое разумное общественное устройство, и ему я отдаю все, на что способен».
Пишет девушка, окончившая сельскохозяйственный техникум и по направлению приехавшая в совхоз:
«Работать я начала бригадиром. Поначалу было очень трудно, не только физически — уставала от ответственности, от постоянной боязни что-то напутать, не так распорядиться, не так повести себя и тем самым повредить делу, обидеть людей, работающих под моим началом, и избаловать их тоже боялась».
«В общем, было не легко», — признается, она, но смотрите, какие высокие мотивы лежат в основе этого признания.