Одной из важных проблем в этой области является проблема этической жизни, жизни, согласованной с принципами этики.
До сих пор между этикой и жизнью было противоречие, которое происходило оттого, что принципам морали приписывалось божественное происхождение. И в области морали, как и во всем остальном, не было единства между принципами и жизнью. И здесь были люди, у которых была развита совесть до невероятных размеров. Жизнь дает нам таких людей, как Достоевский, Толстой, Гаршин, Гоголь. Все эти люди с гипертрофированной совестью, и с этой точки зрения они оценивают весь мир, не задаваясь вопросом о практическом осуществлении этих моральных принципов соответственно с реальными условиями жизни. Новая задача в области этики — согласовать принципы с жизнью, с практической работой».
Обо всем этом, конечно, нужно еще думать и думать, но сейчас для меня важно другое — откуда, как и почему в совершенно неподходящих условиях телячьего вагона родилась эта запись? Но она родилась, она документирована всеми признаками того времени и той обстановки. Так, непосредственно рядом с ней находится простодушная запись, сделанная тем же чернильным карандашом и размашистым почерком Никифоровны о том, как железнодорожное полотно вьется по обрыву между горами, возвышающимися над густыми пихтовыми лесами, как тяжело было нашему паровозу, как он сначала свистел и пыхтел, потом остановился, и весь поезд долго стоял, пока со следующей станции не пришел на подмогу другой паровоз.
Значит, действительно, где-то в пути, по какому-то поводу, в этом телячьем вагоне у меня родились эти совсем не телячьи рассуждения, и я счел нужным их записать Следовательно, процесс мышления продолжался и углублялся все время, идя своим путем, независимо от внешних обстоятельств жизни. Говорю об этом, как о факте, перед которым я сам останавливаюсь с недоумением.
Конечным пунктом назначения для нашей экспедиции был Екатеринбург, теперешний Свердловск. Но так как здесь, видимо, не знали, что делать с неожиданными гостями, то, продержав несколько дней, нас переправили дальше, в город Камышлов. Приехали мы туда, как сейчас, по каким-то капризам памяти, помню, четвертого апреля. По улицам текли грязные ручьи, шла весна. А какая работа для учителей весною, в конце учебного года? Поэтому с нами и здесь долго не возились, не зная, куда нас деть и как пристроить, приправив это довольно прозрачным намеком: «Вы не думайте, что здесь такие уж медвежьи углы». В результате меня направили на внешкольную работу, а там, за неимением, видимо, ничего другого, предложили прочитать несколько лекций по естествознанию на курсах младшего комсостава.
— Ну, вы сами понимаете, — сказали мне, — что сделать из красноармейцев естествоиспытателей вам не удастся. А дать общее развитие… Справитесь?
И в тоне, и во взгляде я заметил что-то означающее сомнение. Но отступать было некуда. А потом — почему бы и не справиться? Общее развитие? А что значит «общее развитие»? Не перегружая подробностями, дать слушателям понимание вещей и метод мышления, заронить в них ту главную, в какой-то мере философскую мысль, из которой вытекает концепция или хотя бы проблема. А проблема по тем временам у меня была одна, все та же — «Человек или божество?» Но об этом много, так много было читано и перечитано, думано и передумано, что бояться здесь нечего. Одним словом, была не была!
А вместо пробных лекций у меня получился целый цикл, охватывающий все узловые вопросы мировоззрения: «Строение мира, жизнь земли, происхождение жизни», «Каменная книга природы — палеонтология», «Дарвин, Тимирязев, борьба за существование, появление человека» и «Человек, как природа, осознающая самое себя». Это было не ликбезовское «Мы не рабы, рабы не мы», а та философия и поэзия познания — как она сложилась к тому времени у меня самого и которую мне хотелось передать моим малограмотным, но, как оказалось, очень благодарным слушателям, будущим младшим командирам Красной Армии. Особенно мне запомнились и помнятся до сих пор одни упорные, пытливые глаза, неотрывно следившие за мной, когда я рассказывал, например, историю открытия новой планеты на основании простых математических вычислений, сделанных молодым математиком Леверье.