— Смотри, Таня, задумчивый философ.
А другой весёлый голос отвечает:
— Не мешай человеку мечтать о славе.
Тимка обернулся. Стоят две девочки с чемоданчиками. Тимки сразу догадался: из балетного кружка. Только что там, за дверью зала, слышались звуки рояля, топот ног и голос руководительницы: «Таня, спину! Марина, ногу! Носок тяните, носок тяните!.. Женя, ещё раз! Таня, Таня!..»
Девочки из балетного кружка. У них особая походка. Они все как-то особенно прямо и гордо держат спину и шею.
— Смотри, Таня, смотрит.
И опять прыснули. Тимка почувствовал себя совсем дураком. Он не знал, что говорить. А молчать было глупо. Девочки были хорошенькие, уверенные и насмешливые. Таких девочек побаиваются даже не робкие люди. А уж Тимка совсем растерялся.
Они стояли и разглядывали его, как будто он был не человек, а предмет. И говорили о нём вслух, не обращая внимания на то, что он стоит здесь же и слышит.
— Смотри, Таня, он смущается… Мальчик, ты смущаешься? Да, он смущается.
— Он из кружка барабанщиков. Видишь, оглох от грохота.
— Нет, он не глухой. Он обдумывает свой ответ. Сейчас он такое скажет — сразу ахнем. Ну, ну, мальчик… Что же ты?
Конечно, у Тимки отнялся язык. Как ему хотелось в эту минуту быть остроумным и находчивым. Как хотелось весело и легко отвечать этим девочкам. И никак он не мог понять, откуда они знают, что ничего этого он не может. К Золотцеву бы не подошли, он бы сразу показал им, что к чему. И к кому-нибудь другому в жизни бы не пристали. А к Тимке, значит, можно.
Он покраснел, надулся и после долгого молчания произнес:
— Отстаньте. Чего пристали?
Они захохотали громко.
— Видишь, какой остроумный! Я же тебе говорила, Таня.
И они ушли. А Тимка ещё некоторое время ходил по вестибюлю из конца в конец. Выло пусто и тихо, его шаги звонко отдавались в гулком вестибюле. Вышел Вам Ливаныч и сказал:
— Тима, ты почему не идёшь на занятия? Что случилось?
— Ничего, Ван Ливаныч. Я решил принять участие. В конкурсе, вот в этом.
— Конечно. Я не сомневаюсь, что ты добьёшься успеха. Пошли, пошли, Тима.
Это произошло вчера. А сегодня Тимка начал работать над будущим фильмом. В Ботаническом саду ещё снег не сошел, и от сугробов тянет холодом, как из холодильника. Но весна чувствуется во всём. Вот сидит на ветке синица — жёлтый живот, синяя спинка. Зимой и жёлтое было не таким жёлтым, и синее — не таким синим. А теперь весна. И синица тоненько радостно поёт: «Чин-чин, чин-чин!..»
А Тимка протянул ладонь с семечками, и налетели синицы — берут подсолнухи прямо с ладони, никого не боятся, знают откуда-то, что ничего плохого Тимка им не сделает. Снимет для своего кино, но это им, должно быть, даже приятно.
Дальше, на дорожке, белка прыгает зигзагом. Туда-сюда. Увидит человека и навстречу. Как будто спрашивает: «Что принёс? Чем угостишь? Может, орешками? Хорошо бы».
— Ничего, — смеётся Тимка, — и семечками обойдётесь. Нет у меня орехов.
Белочка села на задние лапы, аккуратно грызёт подсолнушки, плюёт шелуху совсем по-человечески.
Одна белка даже погналась за Тимкой, как собачонка. Он её снимает, а она за ним бежит. Самая смешная из всех. Мех слинял, но не до конца, — рыжая куртка и серые лохматые шаровары. Забежит вперёд, сядет на задние лапки, а передние смирно сложит перед собой. И смотрит глазами-бусинами укоризненно. А семечек больше нет, все раздал.
— Хочешь конфету?
И кинул ей «Взлётную».
Белка понюхала и отбежала. Не хочет.
— Заелась, — сказала женщина, проходившая по дорожке.
— Просто не любит леденцы, — заступился Тимка.
— Я и говорю — заелась. Выбирает: леденцы, не леденцы… Была бы голодная, не выбирала бы.
Белка лукаво смотрит на Тимку, на эту женщину, на её хозяйственную сумку.
И женщина в конце концов достает из сумки орехи, кладёт на дорогу и говорит:
— Капризничает еще! Была бы голодная, не капризничала.
Жужжит кинокамера, тихо, мягко. Белочка не боится. Она перетаскивает орехи по одному под дерево, зарывает в снег. Интересно, найдёт их потом или забудет, куда спрятала?
Тимка снимает, а она будто специально снимается: и так прыгнет, и эдак, и боком пробежится, и по стволу дуба взберётся, и по толстой ветке над дорогой, и сразу опять по стволу вниз…
Хорошие кадры получатся.
Ван Ливаныч говорит:
«Ты, Тима, хорошо берешь кадр. Тебе только научиться любить чёрную работу, и цены тебе не будет. А без чёрной работы нет настоящего кинолюбителя. Ты это запомни».