«О, наша дева наконец-то пришла в себя», — с легким сарказмом произнес харадрим.
«Какая я тебе дева…» — с трудом произнёс Цедрус, пытаясь немного приподняться, но оставался в полулежащем положении. У него кружилась голова, его тошнило, и он буквально умирал от голода, однако он изо всех сил старался сохранить непоколебимое достоинство.
«Я знаю, что у вас там, откуда ты родом, баб от мужиков не отличишь. Просто шучу», — ответил Прекхард, возможно, впервые осознав, что Цедрус — мужчина.
Когда Цедрус окончательно пришёл в себя, ему предложили еду и воду. Каждый желал задать ему множество вопросов, но Цедрус заговорил первым. Умеренно утолив голод, он поднялся на ноги и обнаружил, что его карманы пусты.
«А, не понял. Где мои вещи?» — произнёс он.
«Нам пришлось воспользоваться твоими запасами в пути, чтобы не умереть с голоду», — ответил Малдуст.
«Вы утолили голод моими монетами и драгоценностями?» — сдержанно произнёс Цедрус.
«Что? Какими монетами? Нет, мы нашли в твоих карманах только лембасы», — продолжил Малдуст, протягивая ему почти целый кусок эльфийского хлеба, который бережно сохранил. Цедрус молча принял предложенный кусок.
«Смотрю, здесь собрались одни воры и подлецы. Я настаиваю на возврате моего имущества. Немедленно, все выворачивайте свои карманы», — обратился Цедрус ко всем, его голос звучал медленно, высокомерно и снисходительно. Тембр был холодным и отстранённым, с нотками превосходства. Его манера речи, лишённая эмоциональных колебаний, создавала впечатление отсутствия интереса к собеседникам и предмету разговора. Длинные паузы ожидали, что его слова будут восприняты с должным уважением и вниманием.
Все обменялись недоумёнными взглядами, явно не ожидая подобного поведения от Цедруса. Хотя никто из них не был с ним близко знаком, их удивление было вполне объяснимо с учётом всего, что произошло за последние дни.
Цедрус обнажил свой клинок и добавил: «Так, не заставляйте меня прибегать к угрозам».
Чтобы не провоцировать конфликт и не портить хорошее настроение, созданное комфортом оазиса, Прекхард, Володус и Гром уступили Цедрусу остатки своих лембасов. Эльф забрал погрызенные куски с тем же невозмутимым выражением лица, как и в первый раз, после чего добавил:
«Это не всё. Где мой кошель? И мои драгоценности? Пират, это ты украл мои вещи?»
Разгорелся длительный спор о предметах, которые якобы находились в карманах Цедруса. Гром не желал расставаться со своей добычей и тем более признаваться в том, что действительно украл их у эльфа. Пират пытался убедить Цедруса, что, скорее всего, эти вещи выпали в суматохе боя ещё в городе. Однако Цедрус возражал, утверждая, что он достаточно мудр, чтобы не потерять их подобным образом.
После часа обсуждений Цедрус заявил, что непременно вернёт свои вещи и впредь будет внимательно следить за всеми. С этими словами эльф гордо задрал нос и направился к озеру, чтобы умыться.
В течение дня, после этого небольшого конфликта, произошёл ещё один. Когда отряд снова расположился и угощался дарами природы, Гром нашёл время, чтобы внимательно рассмотреть топор, который он забрал как трофей у Агара.
Ранее Гром уже заметил позолоту и драгоценные камни, украшавшие топор, но на этот раз его внимание привлекли таинственные руны, которые сначала казались ему простым декоративным узором. Начав их изучать, он обнаружил удивительную закономерность в их расположении, что озадачило его.
Решив, что Малдуст, который казался ему самым старшим и, следовательно, обладающим большим жизненным опытом, сможет помочь ему разобраться, Гром обратился к нему с просьбой изучить топор.
Малдуст внимательно осмотрел топор со всех сторон и под разными углами, ощутив, что в нём скрыта некая сила. Вновь изучив руны, которые показались ему знакомыми, он вспомнил, что такие древние топоры были дорогим церемониальным оружием гвардии золотого дракона. Их использовали не только в торжественных моментах, но и в бою, где они проявляли себя как превосходное оружие.
Руны, выгравированные на рукояти и лезвии топора, не были просто украшением. Они обращались к скрытой в оружии силе. Малдуст вспомнил, что это оружие способно призывать на помощь своему владельцу драконий огонь.
Осознав, что этот предмет является культурной реликвией народа истерлингов, волшебник настоятельно потребовал, чтобы Гром отдал ему топор. Однако пират решительно отказался.
Когда Цедрус узнал о ценности оружия, он заявил на него свои права, обосновав это тем, что все присутствующие виноваты в том, что он потерял своё имущество, и что топор станет достаточной компенсацией за его утрату. Спор о том, кому должен принадлежать топор, разгорался всё сильнее, и к обсуждению присоединился Володус, который просто заявил, что топор должен принадлежать ему.
В какой-то момент Малдуст попытался вырвать топор из рук Грома. Хотя ему это не удалось, он продолжал цепляться за оружие. К борьбе присоединились Цедрус и Володус. Никто не мог одержать верх, пока не вмешался Прекхард. Его сил хватило, чтобы отобрать злополучное оружие у всех.
Подняв топор над головой, Прекхард обратился к своим друзьям:
«Что с вами случилось? Вы что, все здесь рехнулись? Неужели вы готовы убить друг друга из-за этой железки? Мы так долго шли по пустыне и спасали друг другу жизни! Пусть этот предмет раздора не достаётся никому!» — с этими словами он отшвырнул топор в сторону пустыни, где он приземлился в песок на расстоянии в десятки метров.
Прекхард гордо стоял, положив руки на пояс, удовлетворённый собой и ощущая внутреннюю праведность.
Гром, Володус, Малдуст и Цедрус переглянулись. После небольшой паузы они одновременно бросились за брошенным топором, стараясь опередить друг друга. Но Гром оказался быстрее всех. Он поднял топор и объявил, что пора прекратить борьбу и смириться с тем, что теперь это его законный трофей.
Малдуст возразил Грому, заявив, что культурная реликвия истерлингов должна принадлежать тому, кто является частью этого народа. Цедрус снова напомнил, что его обокрали. Володусу всё это надоело, и он ушёл отдыхать.
Но спорщики больше не желали бороться за топор. Они провели ещё около получаса в обсуждениях, и в конечном итоге топор остался у Грома.
Вечером отряд начал разводить костёр. После небольших разногласий воцарилось умиротворение и спокойствие. Они надеялись вкусно поужинать и набраться сил перед следующим днём. Гром сумел поймать немного рыбы в озере, а Прекхард собрал свежие фрукты. Волшебники готовились разжечь сложенный хворост, в то время как Цедрус просто лежал в стороне, не принимая участия в делах.
Когда Гром нёс пойманную рыбу к остальным, он был мокрым с головы до ног. По дороге он наблюдал, как Малдуст одним взмахом своего посоха разжёг пламя костра. Гром ощущал необычную вибрацию в кончиках пальцев, когда смотрел на танцующее пламя. Влажный воздух между ним и огнём, казалось, позволял ему прикоснуться к пламени. Поддавшись этому странному чувству, Гром попытался дотянуться до огня, и, взмахнув пальцами, мгновенно погасил пламя.
«Ты охренел?» — воскликнул Малдуст, обращаясь к стоящему напротив него Володусу.
«Что тебе нужно? Даже костёр разжечь не можешь, могучий волшебник?» — ответил Володус, не сдерживая сарказма. Малдуст, ворча, снова взмахнул посохом, и пламя вновь возгорелось.
Гром, поражённый и жутко заинтересованный, попробовал повторить свой фокус и у него это без труда получилось.
«Если ты ещё раз так сделаешь, я подожгу твои нелепые усы,» — пригрозил Малдуст.
«Да ты надоел, я ничего не делаю,» — отмахнулся Володус и ушёл прочь.
После того как Гром пришёл в себя на берегу, куда его вынесли морские волны, он начал испытывать необычные ощущения, находясь рядом с природными водоёмами. Не пытаясь разобраться в природе этих чувств, он забыл о них, когда отправился в Стурлур, где не было ни моря, ни больших рек. Однако благодаря озеру в местном оазисе он вновь испытал эти мистические чувства и провёл остаток вечера, размышляя о их природе и возможностях.