В наступившей тишине раздался громовой смех Зарад-Крула, который появился словно из воздуха. Стужа вспомнила миф о том, как космос был создан из музыки, а теперь она стала свидетельницей того, как в безумном смехе могущественного колдуна рождаются его Темные союзники.
Креган порывисто вздохнул:
— Нугарил.
А потом завеса ночи колыхнулась, и тьма сгустилась, повеяло ледяным холодом. На противоположном от Нугарила краю поля появился еще один Темный бог — рожденный из ночной тьмы гигантский воин, призрачный и бесплотный.
— Ментес? — прокричала Стужа.
Креган лишь кивнул.
Смех колдуна стал оглушительным, и Стужа утратила остатки мужества. Если бы не присутствие ее друзей, она бы бросилась наутек. Она смотрела на Темных богов, Зарад-Крула и его многочисленное войско и уже приготовилась к смерти.
Со страшным криком Эйкус вонзил шпоры в бока своего коня и поскакал через поле к шардаханцу. Наступила тишина. Шондосийские воины смотрели на Миноса в ожидании приказа наступать, но Старейшина, сурово сверкнув глазами, распорядился всем оставаться на местах.
Неожиданно для себя Стужа вдруг пришла в ярость и выхватила из ножен меч. «Да и черт с вами, — подумала она. — Лучше погибнуть вместе с этим безумцем Эйкусом, чем ждать смерти с целой армией трусов». Но Минос преградил ей путь, а Креган поймал ее за руку.
— Стой, — приказал ей Старейшина. — Я не давал команды атаковать.
Она сердито посмотрела на старика.
— Он сам решил сразиться с врагом один на один, — прошептал Креган, и в глубине его темных глаз Стужа заметила печаль. — Мы видели в магическом кристалле, как он бьется с колдуном, пока Радамантус еще мог предсказывать будущее. Только вот исход поединка неизвестен. Если он одолеет Зарад-Крула, то мы выиграем сражение. Если нет… — Его голос дрогнул.
Стужа вложила в ножны меч, но Креган все равно не выпускал ее руку.
Не доезжая всего несколько шагов до колдуна, Эйкус спрыгнул с коня. Оставшись без седока, испуганное животное кинулось прочь, высекая искры из горящих камней. Старейшина Серебряной Чаши достал висящий у него на спине посох.
Зарад-Крул снова разразился смехом, и в его руке, словно осколок ночи, появилось копье, которое колдун метнул в Эйкуса. Оно едва не вонзилось ему прямо в сердце, но Старейшина не стал уворачиваться. В последнюю секунду его посох будто сам собой отбил колдовское копье. В этот миг шондосиец выкрикнул какое-то заклинание.
Из бесплодной земли, как змеи, выползли бурые перекрученные корни, заключая шардаханца в удушающие объятия. Посох дважды стукнулся оземь — и земля у Зарад-Крула под ногами превратилась в трясину, которая стала засасывать колдуна, а корни продолжали сдавливать его тело. Но ему удалось высвободить руки, он взмахнул ими. По трясине пробежала рябь, раздался хлопок, и земля снова стала твердой. Колдун вытянул шею и плюнул на корни, которые сразу же засохли. Он повел плечами и освободился от хрупких остатков.
Их битва походила на борьбу стихий. Неистовый ветер, вода и огонь, ледяной холод и палящий зной. Две крылатые твари Зарад-Крула с пронзительным криком упали с неба на его врага, но в них сами собой полетели камни с поля, защищая шондосийца.
Стужа зачарованно следила за поединком, радуясь вместе с другими воинами всякий раз, когда перевес оказывался на стороне Эйкуса, но ликующие крики шондосийцев еще не успевали умолкнуть, как колдун снова одолевал своего противника. Она отметила, что Зарад-Крул больше не тратил сил на смех, приберегая их для поединка.
Земля дрожала, на ней появились глубокие трещины, словно раны, в воздухе висели тучи пыли. Яркие вспышки озаряли тьму. А потом, будто по какому-то негласному договору, противники застыли как вкопанные, и все стихло. Их полные ненависти глаза встретились.
Стужа стиснула руку Крегана:
— Что происходит?
— Волевой поединок. — Он не мог отвести глаз от происходящего.
— У нас есть возможность узнать, какая страсть главенствует над человеческим духом. Жажда власти или жажда мести, — хладнокровно прокомментировал Минос.
Стужа уставилась на него:
— У тебя нет сердца! Это же твой друг!
Он холодно посмотрел на нее: