С этой же стороны помещается длинная скамья.
Главная масса богомольцев тягнет в келию направо.
Такое изобилие народа вблизи правой келии объясняется тем, что в этой келии на протяжении многих лет сряду помещались два великих старца: Амвросий и Иосиф.
Удивительным свойством обладает это место перед святыми воротами скита.
Не говоря уже о своих личных переживаниях около этих святых стен, когда я, преисполненный чувством великого благоговения к тем, кто живет за стенами этой обители, а в особенности к тем, кто живет в этих выбеленных, чистеньких двух домиках у ворот, — целыми днями просиживал здесь, — я знаю очень многих людей, которые приходили сюда для того, чтобы в этой изумительной, святой, безмолвной тишине, я даже не скажу, отдохнуть, а чтобы совершенно забыть обо всем, оставленном там, далеко за этим дивным лесом, за этой дивной дорожкой, в тлетворном мире со всеми его заботами.
Здесь переживается человеком какой-то особенный процесс внутреннего умиротворения и самоанализа.
Здесь, мне кажется, впервые из прикованных к этому месту распознают «самого себя», свое внутреннее «я», и здесь, у этих самых святых келий, у порога этих великих ворот, совершался великий процесс обновления тех душ, которые навсегда оставили здесь свое прежнее, безобразное, уродливое, отвратительное «я» и ушли отсюда совершенно другими людьми.
Не знаю почему, но мне в этом месте, у стен этой обители, стал понятен великий евангельский факт возрождения Закхея.
Только здесь я понял, какую огромную роль в человеческой жизни вообще и в Православии — в особенности, играют великие подвижники, праведные и святые.
Помимо молитв за грешный мир, помимо великого значения как живой иллюстрации возможного проведения в жизнь евангельских истин Божественного Спасителя мира, — эти святые, эти подвижники, эти яркие светильники, на наших глазах горящие огнем Божественной правды, не только они сами, но и их великие уюты, хижины, обители — дороги и неоценимы для нас тем, что в их присутствии, около тех мест пребывания великих подвижников, которые иллюстрируют и их образ жизни, и их взгляды и привычки, — как яркое зеркало мгновенно ослепляют нас таким лучистым светом, что на фоне его проектируются сразу все наши отрицательные стороны, все наши недостатки, весь позор и вся неприглядность наших внутренних привязанностей к миру и к похотям его.
Как Закхей, который влезал на дерево ради простого любопытства, как только лишь увидел Божественного Спасителя мира, — от Которого ему ничего не было нужно, к Которому привлекали его только лишь слухи о Его великой святости, о Его неземной правде; к Которому его влекло только лишь одно человеческое желание подивиться людскому удивлению, поблагоговеть с благоговением массы, наконец, просто, чтобы самому иметь понятие, Кто Он, Что Он, получилось совершенно неожиданное для Закхея; и как достаточно было Закхею увидеть это воплощенное смирение, эту идеальную кротость, чтобы на фоне яркого света, излучаемого Им, он мгновенно увидел все свое несовершенство, всю свою греховность и пораженный всем этим мгновенно воскликнул: «Господи, половину имения моего я отдам нищим, и если кого чем обидел, воздам вчетверо; а Иисус сказал ему: “Ныне пришло спасение дому сему”585. Точно такой же психологический процесс совершился у этих скитских стен и с душами Гоголя, Киреевского и др.
И как только я узнал Оптину пустынь, — когда Господь помог мне здесь, недостойному, под сенью обители этих молитвенников-старцев увидать святую правду и смысл жизни; когда в течение нескольких дней созерцательного многочасового пребывания здесь, у этих небольших по величине, но не ограниченных по вмещаемой ими духовности хибарок-келий старцев, мне пришлось увидать самому в себе то, на что у меня раньше никогда не открывались глаза; покаяться самому перед собой в самых мелких и в самых крупных греховных деяниях, — я сразу разрешил ту психологическую загадку, которую ставило перед моим умом какое-то странное, необъяснимое состояние даже во время моего неверия; которое всегда охватывало мою душу при чтении высоких мест Божественного слова; при трогательной молитве кого-нибудь из встречающихся в храме, в часовне; при посещении жилищ таких великих подвижников духа, как Серафим Саровский чудотворец; при встрече с великими иноками, полными удивительной кротости, какого-то нечеловеческого смирения и любви.
Тотчас же по прибытии, как только я узнал о том, что в Оптиной старчествуют три старца: Феодосий (скитоначальник), о. Нектарий и о. Анатолий, я решил прежде всего отправиться к о. Феодосию.