Скажем теперь вкратце о тех внутренних изменениях и потрясениях, которые переживает подвижничество в эти переходную и последующую за ней эпохи. Монашество распадается на два направления. Главная ветвь исходит от Кирилла Белозерского, собеседника Сергия и величайшего святого, жившего в начале XV века. Он возглавляет ту школу духовного делания, которая с легкостью и окрыленностью духовного подъема и созерцания совмещает и служение миру, питая голодных в тяжелые годы, окормляя духовно притекающий в обитель люд. Ей же принадлежит заслуга продолжения колонизации северо-востока, начатой в век преподобного Сергия. Кирилловскую традицию «Северной Фиваиде» передает Дионисий Глушицкий, живший также в Белозерской монастыре и написавший портрет с самого великого преподобного. В житиях вологодских и комельских подвижников чувствуется отражение кирилловых заветов. Распространившись на северо-востоке, «Северная Фиваида» еще цветет в XVI веке. Но в XVII, только на крайнем севере, на периферии государства, мы встречаем всего два ясно выраженных типа исихастов: это Диодор Юрьегорский и Елеазар Анзерский. После них духовное делание окончательно замирает.
Вторая ветвь сосредотачивается около Москвы. Вокруг нее образуется кольцо монастырей. Хотя последние и берут свое начало от Троицкой лавры, но духовно они ниже «Северной Фиваиды». Это монастыри общежительные, без стремления к созерцательности и безмолвию. В XV веке они дают двух святых, имеющих решающее влияние на последующие поколения: это Пафнутий Боровский и Иосиф Волоцкий. Эти святые, хотя и не вмещавшие в полноте идеалы Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского, все же подвижники и великие народные благотворители. Но уже их последователи не обладают их благодатными свойствами: теперь главной целью становится соблюдение уставов и обрядов. Нетерпимость, сухой аскетизм, суровость, идея неумолимой и строгой справедливости, заслоняющая идею милосердия, — таково их направление. Устав и обряд доминируют во всем, и соблюдению внешних правил придается господствующее значение, при забвении того, что дух животворит. На этой почве вырастает раскол, великое духовное обескровление241, позднее расчистившее дорогу секуляризации быта и всей государственной жизни страны, произведенной реформами Петра.
В конце XV века происходит типичное для эпохи столкновение этих двух течений в лице Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Нил Сорский последний из русских подвижников совершает путешествие на восток, с целью возобновить учение о духовном делании. Он посетил Афон, где познакомился с учением Григория Синаита. Преп. Нил созерцатель и исихаст чистой воды. Он систематизирует учение о внутреннем делании. Характерен для него полный уход и отрыв от мира.
Спор о монастырских владениях разделяет монашество на два лагеря. Во главе нестяжателей стоит Нил Сорский, за монастырские земли — Иосиф Волоцкий. Последний побеждает. Таким образом, то, что сочеталось в духовной школе преп. Кирилла: созерцательная жизнь и благотворительность теперь оказывается уже несовместимым. Нил берет главное — внутреннее делание и тесно с ним связанную нестяжательность, но теряет связь с жизнью государства, в этом его слабая сторона. Иосиф же, наоборот, органически срастается с государством242, его типа монастыри продолжают традицию благотворительности, но уже в ущерб духовному деланию. Монашеству не должно уклоняться от служения миру Бога ради, но для него гибельно служение мирским началам. И когда подвижничество уходило от мира в глубь лесов в период колонизации, мир бежал за ним и покорялся ему. Но с момента, когда монашество взялось служить мирским началам (исторический перелом — собор 1503 г., на котором вопрос о монастырских владениях был разрешен в положительном смысле), тогда мир начал порабощать его, пока окончательно не покорил себе.
В половине XVI в. бегство к заволжцам вызвало гонение на последних. Таким образом, поле битвы остается за Московским направлением.
Проф. Г. Федотов, пользуясь данными проф. Е. Голубинского, производит исследование о канонизированных святых этих времен, свидетельствующее, что количество преподобных катастрофически уменьшается: «на первую половину XVI века падает 22 святых, на вторую — 8, на первую половину XVII века — 11, на вторую — 4. В XVII веке убыль идет резко и равномерно; по четвертям XVII века соответственные цифры дают 7, 4, 2, 0... Роковой гранью является середина XVI века»243.
242
После преп. Иосифа игуменом Волоколамского м-ря был Даниил, будущий митрополит Московский, сумевший внушить к себе общее доверие. Как известно из истории, он был клятвопреступником (Кн. Шемятич), «потаковником» вел. князю (брак с Е. Глинской) и погубителем преп. Максима Грека. Такой лицемерный тип мог выдвинуться в Иосифовом м-ре благодаря тому, что там отсутствовала школа трезвения, не было откровения помыслов, и внимание было сосредоточено на соблюдении внешних правил, а не на внутреннем состоянии душ иноков. Поэтому преп. Иосиф и мог быть обманут, чего ни в коем случае не могло произойти, напр., с преп. Сергием. «Как церковный администратор, Даниил известен тем, что старался на важные церковные должности назначать людей, разделявших воззрения иосифлянской партии и по возможности из самого Иосифова монастыря». Бог. Энц. Слов. СПб., 1903, стр. 922-928.
243
Федотов Г. Святые Древней Руси. Париж, 1931, стр. 201-202. Федотов ссылается на Голубинского с оговоркой: «Возьмем списки Голубинского, они далеки от полноты, но по ним можно судить об относительном значении цифр».