Однажды был такой случай. Перед тем, когда настоятелем храма назначили отца Алексея Ильющенко, позже архиепископа Варлаама, был назначен настоятелем храма протоиерей Николай Фадеев. Он очень почитал матушку Алипию, считал, что она блаженная, посылал к ней своих духовных чад за советом. Когда он в первый раз вошел в храм в качестве настоятеля, матушка Алипия встретила его с хлебом. Батюшка взял этот хлеб, благоговейно его поцеловал и хотел уже уходить, когда матушка Алипия догнала его со словами: “Подожди”, – забрала хлеб, разломала пополам и сказала: “Вот – это тебе хватит”. Отец Николай потом говорил: “Я сразу понял, что здесь я долго не задержусь”. И действительно, он пробыл в нашем храме всего три месяца, и его перевели во Владимирский собор.
Однажды отец Николай попросил меня передать записку Матушке с просьбой помолиться о его духовном сыне, впавшем в большой грех. Сам побоялся, а послал меня. Дело было очень сложное. Несу записку, в которой изложена просьба батюшки помолиться о утопающем в грехах духовном сыне. Отдал, а сам бегом подальше, боюсь. Матушка взяла записку. Иду обратно к батюшке, а он уже ждет и спрашивает меня с волнением: “Ну, как?!” Я ему сразу: “Батюшка, я к матушке Алипии больше не пойду с такими записками, еще палкой меня ударит!” А отец Николай постучал мне по лбу, поучает: “Ну, ты неразумный! Если один раз ударит – хорошо, а если два раза – еще лучше”.
На следующий день иду в храм и встречаю матушку Алипию. Я в храм, а она из храма. Столкнулись в калитке.
– Матушка, проходите!
– Нет, ты проходи.
– Матушка, проходите.
– Проходи.
Думаю – не буду я возражать, а то еще палкой достанется. Прохожу. А она мне в след палкой по ногам легко ударила и говорит: “Один раз хорошо, а два раза – еще лучше!” – повторила батюшкины слова. Вот такая была педагогика.
Еще один случай мне хорошо запомнился. После ранней литургии мы убирали в храме. В то время многие монастыри были закрыты и поэтому прихожанками нашего храма были монахини, подвизавшиеся тогда в миру: матушка Антониана, матушка Параскева… Из их числа была и матушка Алипия.
И вот: я убираю в храме и нахожу большие четки. Подхожу к матушке Алипии и спрашиваю: “Матушка, это не ваши четки?” Она взяла четки, посмотрела и говорит: “Не твои – не тронь!” Забрала четки, начала их перебирать и молиться: “Господи, помилуй! Господи, помилуй!”
Вскоре началась поздняя литургия. Наш староста Сергей Александрович, впоследствии монах Николай, читал Апостол. Вдруг идет матушка Алипия и несет торжественно перед собой четки. И что удивительно – лицо у нее необыкновенно белое, сияющее, улыбающееся! Людей было на литургии, как обычно, много, но все расступились, пораженные такими необычными действиями Старицы. Матушка прошла мимо Сергея Александровича и направилась прямо к Царским вратам. Настоятель отец Алексей Ильющенко, стоявший в этот момент на Горнем месте, посмотрел на меня с ужасом: “Смотри! Матушка прямо в Царские врата идет!” А Старица дошла до Царских врат и остановилась. Тут литургия, с Евангелием нужно выходить! Мы не знали что делать. Дьякон у нас был тогда отец Виктор Карлов, ныне протоиерей – просит меня: “Пойди, спроси – что она хочет?” Я вышел и со страхом спрашиваю: “М-матушка, вы нашли ч-чьи ч-четки?” А она такая возбужденная! Но вскоре отошла к иконе Спасителя. Прочитали Евангелие, уже “Рцем…”, Херувимская началась. Мы наблюдаем за Матушкой.
А она открывает палкой дьяконские двери, заглядывает в алтарь – улыбается, улыбается, улыбается, читает на тех четках, которые я ей дал: “Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй”, – и так несколько раз. Я в этот момент читал в алтаре, Матушка меня зовет: “Саша, иди сюда, – а уже началась Херувимская песнь, отец Алексей стоял лицом к Жертвеннику, – На, пойди, отдай четки тому черному высокому монаху!” Мы все знали отца Алексея, но он был… не монах! Матушка ушла, я положил четки в карман, все спокойно, литургия закончилась.