Приходим домой. Я сразу к сыну.
– Так, Дима! Матушка сказала, что у тебя документы на один мотор. Почему ты сразу не сказал?
– А какой смысл говорить, когда на остальное – нет.
– Получается, что твой мотоцикл – украден, и он составлен из каких-то разобранных других украденных. Матушка сказала, что это новое дело!
Тут Димке тоже стало дурно.
– И что будем теперь делать?
– А что же делать?
– Матушка сказала, что будет молиться, сказала к кому обращаться, но ни к кому мы обращаться не будем, чтобы не было новых неприятностей. Мы просто замучили Матушку. Пусть берут мотоцикл себе.
И вот так это дело уладилось по молитвам матушки Алипии. Сына больше не беспокоили.
Потом он служил в армии. Месяц – нет письма, второй – нет письма. Я встревожилась, бегу к Матушке. Сына отправили в Польшу, а там в то время было неспокойно, Польша отбивалась от советских войск, боролась за свою независимость, и наши ребята попали в настоящую войну.
– Матушка, караул, нет писем, что же такое?
– Нет, не караул. Там многие болеют. Он в больнице. Но ничего, он поправляется. Не волнуйся.
– В больнице?! Уже и до этого дошло?!
– Это не страшно, он поправится – не волнуйся.
– Матушка, спаси вас, Господи, вы – наш пророк! – воскликнула я простосердечно. А в ответ услышала:
– Я же глухая, я же оглохла, я ничего не слышу!
– Я поняла, Матушка, поняла.
Так она не переносила никаких похвал.
Как-то я пришла к Липушке. Смотрю – множество людей, негде даже сесть. Наконец Матушка нашла место – посадила. Тут она говорит: «Девки, мойте полы». Я удивилась, так как был крещенский праздник и говорю: «Матушка, а сейчас же нельзя мыть полы!?» А она посмотрела на меня многозначительно и настаивает: «Мойте полы, девки». Все заволновались, начали возмущаться: «Матушка знает, что говорит, не спорьте с ней». Я замолчала, думаю: «Так, что ж ты дальше, Матушка, скажешь?» А она продолжает: «Ну, и постное кушаем».
– Какое постное?
– Ну, сейчас же пост начинается!
– Какой пост?
– Великий.
– Ну, Матушка! Это же страшное дело!
Все еще больше стали возмущаться: «Что вы с Матушкой так переговариваетесь!» А я молчу – знаю же, что она часто говорила как блаженная. Нужно было понимать, к чему она все это говорит. Она часто говорила не открытым текстом, а так, что нужно было догадаться, о чем она говорит. Мне жаль было весь этот народ, который волнуется и не понимает нашего разговора, не понимает, к чему она клонит.
– Матушка, так вы хотите сказать, что так настолько поменяется календарь?
Она посмотрела на меня рада радешенька, что я угадала и прикрыла свои глаза, опустила веки и молчит.
Все притихли. Все поняли, что мы ведем беседу.
Вскоре беседа возобновилась – я снова начала спрашивать Матушку, рассказывать ей об одной иконе, которая находилась у моей сотрудницы.
– Матушка, это что-то потрясающее! Там такая икона!
А она на меня посмотрела и начала рассказывать историю про войну, про какой-то монастырь, его захватывают, монахини убегают с иконой какими-то подземными ходами от захватчиков. Она все рассказывала и рассказывала, как будто видела все события наяву, долго и подробно. Я не поняла к чему этот рассказ и даже уже перестала слушать, думаю: «Ну, Матушка, завела шарманку! Это уже конца не будет».
– Матушка, зачем нам эти баталии? Вы мне скажите конкретно.
– Так вот – и она кончает, – икона эта – чудотворная, из монастыря, монахиня отдала ее своей внучке, но к ним ты не ходи.
– Матушка, но чего же не ходить, если икона чудотворная? Какая от нее идет благодать!
– Да, икона чудотворная! Но к ним ты не ходи!
– Матушка, ну благословите хоть еще пару раз, – не сдаюсь я. Но Матушка сложила руку кулачком, слегка постучала по моей голове и настойчиво повторила: «Я тебе сказала – к ним не ходить!» Дальше я возражать не стала и согласилась: «Ну, ладно, Матушка, я уже не пойду».
Я пришла домой расстроенная и потрясенная.
– Матушка запретила ходить к иконе, – говорю сыну.
– Ну, правильно. Если она запрещает, как ты будешь ходить? Может на тебя там кирпич упадет.
– Да дело не в кирпиче. Просто хозяйка иконы занималась сенсорикой, и Матушке это не нравится.