Персен делил комнатку со своим секретарем. Он же помощник, он же казначей банка. Звали парнишку Хоакином, носил он чудесную фамилию Арзак, и был он чуть старше меня. Но очень гордился своим положением в городе — помощник главы одного из крупнейших андоррских банков — едва ли не эти слова были выбиты на его визитке, которую он вручил мне с самого начала.
— Буэнас тардес, сеньор, — секретарь Пьера вежливо привстал из-за своего стола и еще что-то длинно и трескуче пролопотал на испанском или каталанском — на слух и не разберешь.
Мы с Томом переглянулись и синхронно пожали плечами, объясняя друг другу, что ничего не поняли из услышанной скороговорки. Том немного понимал по-французски, но выступать парламентером не решился.
— Но энтиендо, — сказал Том и развел руками.
— Здравствуйте, сеньор Арзак, — решил попытать я свою удачу. — Мне нужен месье…
— А вот и я! — Пьер пухлой молнией влетел в кабинетик и стало в нем совсем тесно. — Закария, дорогой мой, я так заждался тебя, что успел немного проголодаться! Долли звонила еще пять часов назад! Простишь мне эту небольшую слабость?
Он по очереди пожал нам руки и цыкнул зубом на Хоакина.
Вслед за секретарем вышел Том.
— Итак, дорогой Закария, ты, наверное, приехал узнать, как движутся дела по референдуму? — Пьер достал из тумбы под столом бутылку красного вина, с широким горлышком, оплетенную виноградной лозой в виде легкой дырявой корзинки, и головку сыра. — Мой банк — еще и большой держатель здешних вин. Торгуем немного. «Риохо», красное, попробуешь?
— С удовольствием. Пока ехали, успели немного… подсохнуть!
Мы рассмеялись.
Вино оказалось неплохим, чем-то похожим на грузинские «Оджалеши» или «Сигнахи», только полегче.
Недолго, скорее, для соблюдения приличий, чем интересуясь на самом деле, мы поговорили о здоровье и домашних делах и перешли к работе:
— Демократы, через которых я действую, выбрали сегодня утром для голосования четвертое сентября. — Прихлебывая маленькими глотками вино, сообщил Персен. — Времени достаточно, чтобы принять кое-какие меры…
— Что нужно сделать, Пьер?
— Нужно обеспечить всех будущих подданных работой. Чтобы народ перестал смотреть в сторону Испании и Франции. Фабрику телевизоров, компьютеры, горноспасательное оборудование, связь — областей вложения капиталов множество. Не все они станут прибыльными, но ведь не прибыль важна? Потом перепродадим производство каким-нибудь американцам. Пара тоннелей сделает здешний народ гораздо счастливее. Неплохо было бы вложить немного денег в местный университет, построить для него небольшой кампус, возможно несколько ежегодных лекций профессоров из Сорбонны или Комплутенсе. Стань для них родным отцом и за те тысячу франков и пять сотен песет, что мы платим в Париж и Сео-де-Уржель (резиденция Урхельского епископа — второго номинального патрона княжества, деньги, о которых упоминает Персен — ежегодная дань подданных своим номинальным князьям), твои подданные станут носить тебя на руках!
— Все так просто?
— Я вот прикинул примерную смету, — Пьер полез в свою всевмещающую тумбочку, — вот. Думаю, за пару сотен миллионов франков ты можешь стать не только князем или королем — это уж как с Папой договоришься, но и живым богом Ра или на местный манер — Егуцки, как захочешь!
— Мне нужно будет здесь бывать до референдума?
— Тебе нужно будет здесь жить, Захария! Носить на руках маленьких сопливых андоррцев, помогать старухам переходить через улицы и снимать кошек с деревьев. Пить только местные вина и есть только здешний сыр!
— Не царское это дело, — я представил себя карабкающимся по сосне за каким-нибудь полосатым «Базилем».
— Два-три месяца вполне можно потерпеть. Много ли в нынешнем мире монархов? Не считая туземных, конечно? И тех, которые в изгнании.
Я стал считать:
— Японский, испанский, бельгийский, голландский, английский, датский, норвежский, шведский, Люксембурги, Лихтенштейны, Гримальди, еще святоши из Ватикана и Мальтийского дворца. Еще немного арабов, азиатов, африканцев… Пальцев не хватит.
Пьер наполнил еще раз бокалы, протянул один мне:
— Это хорошее занятие — править своей собственной страной. Ты же не станешь обижать ее граждан?
— Зачем?
— Ну не знаю… Детские комплексы, желание объявить войну Советскому Союзу или Штатам?
Я едва не поперхнулся его фантазиями, уронил несколько капель вина на пол и на всякий случай сел.
— Нет? Ну тогда все замечательно. Программу развития страны я тебе составлю. Всех территорий. Ведь наша договоренность в силе — премьер-министром буду я?
— Верно. Только имей в виду, что воплощать эту программу тоже будешь ты.
— Я на это и намекаю. С МВВ все вышло отлично, я тебя не подвел! — напомнил мне Пьер о нашей первой крупной операции.
С «Мессершмиттом» и в самом деле вышло неплохо. Там все еще сидели в директорах прежние люди, но герр Шульц из венского офиса OMV уже искал новых. Не потому что я считал некомпетентными старых, они вполне еще могли сослужить службу, но все вместе они однажды уже завели фирму в тупик и давать им возможность сделать это еще раз я не собирался.
Комиссионные Персена составили достаточно круглую сумму, так что жаловался на недоверие он зря.
— Я верю тебе, Пьер. Продолжай в том же духе. Думаю, что через месяц я смогу переселиться сюда из Лондона. Завтра же пришлю своих людей для подготовки. И деньги тоже завтра получишь. Действуй, Пьер!
— Вот еще что! Есть некоторое количество бумаг по немецким делам, которые тебе нужно бы подписать, — вспомнил Пьер. — Доверенности, распоряжения, ну, ты понимаешь.
— Я подпишу, Пьер, но и у меня к тебе есть еще одно дело.
Мне пришлось рассказать историю Квона и Шона, вызвавшую у Персена взрыв смеха.
— Квон испугался, значит? А Малкольм месяц работал впустую, подготавливая «поглощение века»? Насмешил, Зак. Так насмешил, что… Слушай, давай напишем киносценарий? В главной роли бедняги Квона — Пьер Ришар, злой Депардье пытается его разорить, все эти переживания, метания, надежды! А в конце выскакивает Бельмондо и им обоим… Это ж надо такое!
Мне-то совсем было не весело. Я допил вино и поставил бокал на какие-то важные бумаги.
— Так вот, Пьер, я больше не хочу сталкиваться с таким идиотизмом, когда правая рука не знает, что делает левая. Понимаешь?
— Да уж, — пробормотал покрасневший Пьер.
— И вот что я придумал: координировать деятельность моих людей будешь ты и твой банк. Если я вскоре стану королем этой замечательной страны, то и дела мои вести должен андоррский банк, не так ли?
Персен задумался. Он прошелся по кабинету от окна до двери, потом обратно, покачался на носках туфель у вида на горы.
— Скажите, мистер Майнце, — очень вежливо начал толстяк, — ведь ваше состояние никак не меньше десяти миллиардов долларов. Так?
— Ну, около того. Не меньше.
— И вы, по сути, предлагаете мне и моему маленькому банку заняться управлением этими деньгами?
— Верно, Пьер.
Он опять надолго задумался и снова забегал по кабинету, как ходят тигры в зоопарках вдоль клеток: влево-вправо, влево-вправо, безостановочно, с настойчивостью упертого упрямца.
В конце концов его пухлые ножки не выдержали этой беготни, он плюхнулся на стул и выдохнул:
— Вынужден отказать вам, мистер Майнце. Нет-нет-нет! Не уговаривайте меня. Я прекрасно себя знаю. У нас просто не хватит квалификации — справиться с такими деньгами! Я боюсь все испортить. Одно дело — быть главным в этом андоррском болоте, и совершенно другое — то, что вы предлагаете, я не смогу, я не справлюсь!
Признаться, он смог меня удивить! Я видел, как сильно ему хочется — до слез, но в то же время он прекрасно соображал, что это необыкновенно серьезная ответственность и отказался! Теперь я точно знал, что именно Пьер мне нужен для этого дела.
— Старина, послушай меня! — я подошел к нему и положил на плечо руку. — Никто не собирается взвалить на тебя всю ответственность за эти деньги. Ты будешь следить только за тем, чтобы сделки не пересекались и мои компании не мешали друг другу. Контроль, понимаешь? Только и всего. Комиссионные будут очень хорошими.