Совсем недавно я стал свидетелем поистине необычайного события. Сей анекдот произошел в неприметном продуктовом магазине: таком же лицемерном, равнодушном и надменном, как и все универсамы в грязных дворах Москвы. В привычной мне манере настороженного аристократия вошел в недоширокие двери этого существа в поисках недорого и сладкого (возможно, и горького).
Здесь я просто не могу обойти стороной набор ритуалов, применяемых мной, чтобы сойти в подобных местах за регулярного покупателя. Видеть ли вы, меня постоянно преследует мысль о том, что мимо проходящие бабушки видят во мне глупца и бездельника, а для кассиров я и вовсе мешок с картошкой или даже пахнущий дешевой колбасой плаксиво короткий чек. Именно поэтому в моем арсенале всегда присутствует сосредоточенный на полках взгляд и искренне задумчивая поза. Я подпираю рукой бок и трепетно склоняюсь над продуктами, внимательно рассматривая ценники и иногда покачивая головой. Когда же точно выверено безразличные глаза серой бабушки медленно уходят в сторону, я хватаю заранее примеченные шоколадки и, может быть, какой-то дрянной, но показавшийся моему горькому уму необходимым продукт. И торопливо иду к кассе, полный стремления вернуться в комфортную среду.
Однако в этот раз я столкнулся с непреодолимым препятствием: великая женщина вела великую войну с лицом капиталистического общества несчастным и чем-то заслужившим кару кассиром универмага.
И здесь я позволю себе ненадолго стать современным Гомером, ведь в распоряжении воительницы были слишком мягкие и не слишком зеленые яблоки в авангарде выступления, их поддерживали почему-то по вине кассира подозрительно дорогие молочные изделия, просто не такой горошек и недостаточно свежие салатные листья. В роли благородного Ахиллеса войска победоносно возглавил плешивый батон.
Когда чрезвычайно шустрая воительница все же не сумела запугать доблестного стража кассы и вынудить его сложить оружие без боя, действо приобрело еще более пугающий оборот: начался небывалых масштабов скандал. Тогда казалось, что вся злость человечества собралась за прилавком и с ненасытной настойчивостью взирает на меня глазами тирана из очей несчастной, делающей из меня понятого.
Я был крайне напуган, так что безвольно поддакивал. Ситуация значительно осложнялась наличием у меня за спиной отлаяно выглядящего, истерзанного судьбой человека. Его уже деликатно остановили при попытке одолжить у магазина бутылку подходящего спиртного, и он, подобно смирившемуся каторжнику с понуренной головой ждал своей очереди.
Мои чувствительные глаза и уши едва ли выдерживали происходящее и эта оказия становилась едва ли выносимой. В моей голове проносились лихорадочные и бредовые мысли, я был уверен, что сей конфликт неминуемо закончится для меня чуть ли не потерей жизни… а дальше больница, койка, слезы матери и полнейшее расстройство всего вокруг, что закономерно преследует неподобающую смерть достойного человека.
На новый едва ли постижимый уровень конфликт вышел, когда метающая молнии крайне пожилая женщина, метая молнии, атаковала обе стороны. Клянусь, милостивый читатель, в эту минуту я просто впал в состояние тихого безумия и безмолвно наблюдал за происходящим, потеряв счет времени и разборчивость к вопросам и восклицаниям.
Не знаю, сколько продолжался этот ужас и, должно быть, он бы растянулся на вечность, если бы не герой с бутылкой. Он в нетерпении вскинул голову, вскинул к прокуренному потолку пропитые руки и с криком священной ярости снес одним движением мотивированного тела все фигуры на этом столе. Его светлая голова трогательно растворилась в молочной белизне свободы.
На мгновение мирок погрузился в лежачую тишину, которая была тут же нарушена невероятно высоким визгом раненой бабки. А дальше матюки, крики, неразборчивая быстрая речь, столпотворение и наконец решение! По всей видимости ваш исключительно ранимый рассказчик производил ложное впечатление стойкого, сильного и непоколебимо честного человека (всему виной моя пагубная привычка казаться «своим» в обществе), поэтому толпа дружно выдвинула меня в качестве героя, догоняющего злоумышленника.
Я человек русский и прекрасно понимаю, что возражения в такой сложный для страны момент неуместны и пагубны для меня. Недолго думая, я с отважным видом кинулся на волю и, следуя на первых поворотах за спасителем, совершенно случайно оказался дома с полными карманами шоколадок! Видимо, мой испуг достиг предела, и я в беспамятстве добежал до родных стен… Ах, я был в отчаянном положении, и при мысли о том злополучном дне до сих пор пробирает страх… с легким привкусом шоколада.