Мои первые районные.
Мои руки – плети, мои носочки натянуты даже когда я сплю. Я ищу ответы на все вопросы лишь в чувстве долга перед тренером. Задачи, которые он ставит – мои жизненные ориентиры.
Его требования – справедливые упрёки моей слабости.
Моей лени.
Моей глупости.
Моей медлительности.
Все стало двуцветным. Я нашла того, кто разделит мир на белое и черное. Нашла своего пастыря. Своего Бога.
Он нужен каждому. Любой подросток скажет вам.
Нам нужен кто-то, кто объяснит этот мир достаточно просто, чтобы нам перестало быть страшно.
Кто-то, кто расставит весь мир по местам. Покрасит его в простые цвета. Разделит на своих и чужих.
Спроси это у фашиствующих красоток, оценивающих людей по средству передвижения.
Спроси у семнадцатилетних футбольных фанатов готовых разбить голову другому только за то что тот выбрал не ту команду.
Спроси у бритоголового птушника, которому спится крепче, если он точно знает цвет кожи своего врага.
Так проще. Так уже не так страшно. Ведь ты знаешь, где враг. Кто враг. А значит всех остальных наконец-то можно считать друзьями. И не сходить с ума от поиска предателя в собственных рядах.
А главное.
Не искать врага в себе.
В своей слабости.
Своей лени.
Своей медлительности.
Мы вышли на область.
Тогда тренер разделил для меня мир на плохое и хорошее. На белое и чёрное.
Белое: чемпионки прошлых лет, старшие девочки из команды, тренер, чемпионаты, растяжки, тренировки, соревнования, кубки.
Черное – мой тренер, когда я своей неповоротливостью заставляю его на меня орать. Когда из-за моей глупости и не способности понять его указания я заставляю его сердиться и покрывать матом всю площадку.
Черное – это чемпионаты, в которых я принимаю участие, потому что я понижаю их общий уровень.
Черное – это тренировки, которые я превращаю в халтуру из за того, что делаю слишком длительные паузы между повторами.
Черное – это кубки, завоеванные мной, потому что я выигрываю только у слабых соперниц на слабых турнирах.
Черным всё это становится только, когда касается меня.
Я – фонарь с непроглядной тьмой.
Черное – это я.
Он твердит мне, что я стану чемпионкой, а он получит место в олимпийском комитете.
Я всё выше и выше. Я еду на региональные.
В детдоме я часто куталась в одеяло, мечтая уйти отсюда навсегда. Оказаться там, где девочки не таскают друг друга за волосы, где тебя не избивают за то, что у тебя симпатичное платьице. Мечтала обрести подруг, с которыми у нас будет общее увлечение, общее дело. Обрести подруг, которые будут рассказывать мне столько всего интересного.
Я думала, что нет ничего лучше, чем дружба гимнасток.
Меня назвали молчуньей с первого дня в секции. За то, что я не участвую в бесконечном обсуждении новых мальчиковых групп, шмоток и телешоу.
Если ты не общаешься с коллективом, это ещё не значит, что с тобой что-то не так. Вполне возможно что-то не так с коллективом.
Коллектив всегда ждет от новичка попытки идти на контакт. Я никогда не иду на контакт пока не разберусь, зачем он мне нужен.
Трудно сказать, что мне нужен контакт с коллективом, который устраивает тебе “посвящение” в виде пинков, насмешек и битого стекла в чешках.
Коллектив, который хочет испробовать тебя на прочность только для того, чтобы убедиться, что ты не представляешь для него опасности.
Единственная причина, по которой они это делают – страх. Страх что я окажусь сильнее, способнее, талантливее, красивее.
Страх обесценивания.
Ты можешь нарушить баланс. Изменить стандарты.
Им нужно сравнять тебя с толпой. Как можно скорее поглотить тебя в своей серости.
Я сделала всё, что они хотят. Не имела воли. Не имела собственных амбиций. Я делала только то, что скажет тренер и не высовывалась.
Но именно это бесило их больше всего.
Сломанными у подушечек пальцев ногтями я карабкаюсь дальше. Я еду на региональный турнир.
Секция мой храм. Гимнастика моя религия. Я тут не для того чтобы доказывать что-то сопливым ровесницам. Я здесь, чтобы вдохновлять массы. Чтобы научиться тому чему никогда не смогла бы научиться в своём прежнем доме.
Научиться быть такой, чтобы меня любили.
Делайте что хотите. Толкайте бейте режьте. Я здесь не из-за вас, и вам меня отсюда не выгнать.
Я готова мыть слезами пол. Я готова рваться на тренировках. Я хочу увидеть людей, которые будут улыбаться, глядя на меня. Я буду танцевать с булавами перед вами, крутить обруч и вставать на мостик. Я буду делать все это, потому что так я получаю надежду. Надежду однажды вызвать у вас любовь. Получить кусочек вашей любви.
Если она там есть.
Я и вправду так думала.
Любовь публики и женская дружба, о которой я мечтала, кутаясь в одеяла.
Проще выиграть олимпийскую медаль, чем убедить их что я чего то стою.
Я рыдала, когда выиграла окружные и отобралась в сборную. Я плакала так, как может плакать самый счастливый человек перед смертью. Когда все дела сделаны, и каждое мгновение его жизни было идеальным.
Я смотрела в глаза сборниц.
Никакой поддержки. Ни одного одобрительного слова из их уст.
Я искала пастыря, и я его нашла. Мой тренер стал для меня Богом. У каждого из вас есть такой.
Жестокий и справедливый.
- Сколько ещё она сможет вытерпеть?
Он шептал про себя, думая, что я не слышу.
Я складывала ладони, молясь за него.
Ничто не стоит так дорого, как прозрение. Я отдалась ему полностью.
Он мотал меня, строил и лепил по образу и подобию своих представлений о чемпионке.
Я не имела доступа к телевизору, я не знала ничего о мальчиках, никакого образования, никакого воспитания только спорт.
Я не знала ничего о нормах поведения, о трендах и политике.
Я не умела поддержать ни одной темы для разговора.
Все что я могла – это избегать суеты и избегать всего, что отвлекает меня от достижения результата.
Я стала чистой мотивацией. Его тряпичным воином.
Я вышла на первый план: я не то, что те, что были до меня. Что бросали его ради карьеры в модельном бизнесе, ради учебы или просто по велению родителей.
Он твердит мне, что я идеальный кандидат. Исполнительный целеустремленный и без отвлекающих непредсказуемых родных. Он твердит мне, что я стану чемпионкой...
Я растворилась полностью.
На шестнадцатилетние он пожелал мне “умереть в растяжке”. Это самый нежный комплимент. Если вы занимаетесь спортом достаточно долго, вы понимаете насколько растяжка приятней секса.
Это единение с собой. Единение с площадкой, с профессией и со всей вселенной. Ты словно шестеренка, идеально вошедшая в свой паз.
Тот день настал.
Красивая форма, микрофоны, которые суют прямо в лицо.
Сотни телекамер, софиты.
Я собрана. Воля в кулак.
Мышцы гладкие, спинка гибкая.
Элемент за элементом. Прыжок за прыжком.
Я не ошибаюсь ни разу.
Но выполняя очередной шпагат, я ищу в глазах зрителей внимание и оценку, а вижу только щенячий восторг.
Меня бьёт молнией:
Зрители – статисты даже здесь. На вершине, к которой я шла шесть лет.
Им и здесь плевать на элементы и коэффициенты. Они даже считать не умеют. Все от чего зависит, будут они заливаться в восторге или неодобрительно свистеть – это флаг, под которым я выступаю.
Тренера нет – вокруг только зрители и судьи.
Судьи, для которых важен только тренер и личные отношения. Медали, которые раздаются “только бы никого не обидеть”.
Здесь никому нет дела до отточенности моих движений. Они позёвывая смотрят мои кульбиты и каскады.
Они мечтают увидеть не выдающееся выступление. Не преодоление человеческих возможностей. Не то, чего можно достигнуть годами тренировок.
Все, что им нужно это моё имя на верхней строчке таблицы.