Я снова вижу своего тренера. Он всегда требует от меня невыполнимого. И как обычно – ему совершенно насрать, что я при этом чувствую.
Хочу ли я забыть обо всем и проснуться где угодно, только бы не помнить этого кошмара?
Именно.
Хочу ли я сдаться. Признать себя проигравшей, униженной и растоптанной?
Легко.
Хочу ли я размозжить её череп по салону ТУ- 402?
Больше всего на свете.
- Вы хотите, чтобы я остановила его?
- Не я хочу. Дети, которых ты можешь спасти.
- А что получаете вы? Ордена и медали?
- Мне будет легче умирать на пенсии, зная, что ты спасла себя.
Я вижу в его глазах суровую отеческую любовь. Его не дети и не президент наш волнуют. Он пришёл, чтобы спасти меня. Чтобы я не вернулась под её крыло, сбегая от реальности в воздушную крепость. Чтобы я не променяла свободу на власть, которую даёт мне Она. Он прошёл через это и теперь хочет, чтобы я не повторила его судьбы.
Кровь отступила от конечностей. Ноги замёрзли. Я шмыгаю носом и говорю:
- Вам придётся помочь мне.
Я толкаю коробку носком туфли к нему, и она проезжает через всю комнату, противно шаркая по расцарапанному паркету.
14. АЭРОПОРТ
Я шагаю по зданию аэропорта, побрякивая небольшим самсонитом. Мило улыбаюсь из-под темных очков. На экранах снова и снова прокручивают видео с моим участием. Я чемпионка. Я звезда. Я животное, которое убивает их детей. Андрей Малахов берёт интервью у родителей моих маленьких пациентов. Слёзы.
Черные чулки в мелкую сетку. Ярко красные губы. Перчатки. Она ведь так любит, чтобы я одевалась шикарно. В каждом взгляде на меня я боюсь найти подозрение.
Они смотрят на меня.
Если хочешь что-то скрыть, сделай так, чтобы все смотрели на тебя, но видели не тебя. Я боюсь только, что моя помада размажется. Это самая яркая и самая дешевая. Её можно стереть рукавом.
Изящные атласные перчатки, черный новенький блейзер, юбка карандаш. Манерная походка. Игривый взгляд, словно я ищу нового знакомства в аэропорту. Взгляд настолько требовательный, что никто так и не рискнет подойти. Стюардесс учат этому годами.
Вас просят снять обувь. В первую очередь, чтобы был ясен ваш истинный рост. Его практически невозможно подделать.
- Девушка, это ваш багаж?
- Что простите? – я заискивающе хихикаю.
Я научилась этому у всех тех девушек, которых мы просили выключить электронные приборы на борту. У всех тех, кого мы просили выключить электронные приборы через тонкую дверь туалета на борту самолёта.
У всех тех, от кого мы требовали выключить вибратор хотя бы на время взлёта и посадки.
- Вы везёте форму пилота гражданской авиации?
Я заискивающе хихикаю.
- Мы с моим парнем любим ролевые игры.
Они переглядываются и толкают мой самсонит дальше по конвейеру.
И я одна знаю, что весь мой образ может рассыпаться всего за секунду. Я поднимаю ставку.
Я кладу паспорт на стойку. Я не улыбаюсь. Контроллёр привык, что все заигрывают с ним. До ста девушек за смену. Подумайте об этом в следующий раз, когда начнёте улыбаться хорошенькому таможеннику. Думаете, он сравнивает вас с фотографией в паспорте? Он сравнивает вас с десятком других девушек, что улыбались ему до вас.
- Снимите, пожалуйста, очки.
Я не улыбаюсь. Потому что прямо сейчас я увидела свою собственную фотографию. Она небрежно наклеена у него на стенке бюро. Я увидела себя улыбающейся на черно белом листе.
Разнарядка уже прошла. Я вижу, как он косится на мою фотографию.
И вот он уже смотрит, как я улыбаюсь ему с белого листа.
Распечатанная на сотне принтеров.
Приклеенная рядом с мониторами.
По моей натренированной спинке, бежит ручеек пота… Стекающий по ложбинке позвоночника под замочком черного бюстгальтера к пояснице и, следом, в обтягивающую юбку-карандаш.
Я исправляю прикус: отодвигаю нижнюю челюсть глубже к шее, пока он не смотрит. Создаю вид выпирающей верхней челюсти. Я хорошо помню, какой я была до брекетов. Пока ортодонтический капкан не вытянул мою нижнюю челюсть вперёд.
Я улыбаюсь, чтобы создать видимость заигрывающей красотки.
Надеюсь, это выглядит достаточно заискивающе.
Я улыбаюсь, чтобы подчеркнуть уродливую верхнюю челюсть.
Надеюсь, это достаточно отвратительно, чтобы он не подумал, что какая-либо женщина захочет так выглядеть нарочно.
Он смотрит на блондинку с волнистыми волосами, деликатно убранными в пучок на его распечатке затем на глянцевую брюнетку с длинными прямыми волосами в паспорте, который я положила перед ним. Клеопатра.
Он зажигает зелёную лампочку, и я прохожу, победно виляя попой. Удаляясь в зону посадки.
За спиной я чувствую, как он встревожен, Чуть поворачиваю голову. Он наклоняется к рации.
Я подглядываю. И, о ужас, мы встречаемся глазами. Он яростно повторяет свои слова в рацию и вскакивает с места.
Отворачиваюсь, ускоряю шаг.
В отражении стекла вижу, как он указывает на меня пальцем сотруднику охраны. Лавина начинает разрастаться.
Я на ходу стягиваю перчатки.
Не сбавляя оборотов, я захожу в мужской туалет – мужчины никогда не бывают против. Первая же кабинка становится моей последней раздевалкой. Я снимаю парик, накрывая коротко состриженные белокурые волосы фуражкой.
Я выхожу из туалета мужчиной. В белой рубашке, в черном пиджаке, черных брюках, туфлях. Я слышу, как колотится моё сердце.
Я чувствую, словно Андриан Веснин где-то рядом.
Пространство заполняет паника. Они разглядывают друг друга в поисках угрозы. Они ищут убийцу детей. Они хотят остановить порочную медсестру. Они ищут обманщицу, которая возомнила, что сможет всех обвести вокруг пальца.
Они ищут награду, назначенную за мою голову.
Голос по аэропорту сообщает:
“В аэропорту обнаружена террористическая угроза. Разыскивается брюнетка, возможно в парике, рост 170 сантиметров, одетая в жилет и черную юбку. Любому, кто располагает информацией о её местонахождении просьба срочно обратиться к полиции”
Я иду к 19 воротам.
По громкой связи говорят: “Террористическая угроза. Всем сотрудникам авиакомпаний прекратить посадку пассажиров на борты”.
Они смотрят на меня. Я не смотрю ни на кого. Я боюсь только, что плохо смыла помаду.
Мне кажется, что они вглядываются в мое лицо.
Что каждый знает, что я задумала... и я попалась.
Я больше не боюсь, теперь я знаю, что в такие моменты нужно быть понаглей.
Расталкивая локтями возмущенную толпу.
Прохожу на борт рейса 611.
Это тренировочный рейс. Обычная для больших авиакомпаний практика, когда самолет надо перегнать из аэропорта в аэропорт без пассажиров. Такой рейс делают тренировочным для экипажа. Пилот будет один. И это я.
Когда у тебя много свободного времени ты можешь стать кем угодно.
Неловкая кадровчика напротив меня говорит:
- Вообще-то мы не берём женщин.
Я отвечаю:
- Я буду очень стараться. И вы не пожалеете.
Летную академию я окончила с красным дипломом.
Я становлюсь, кем захочу. Это вы научили меня этому. Ваша ненасытная требовательность.
Впервые я надела мужскую одежду, когда проходила собеседование в авиакомпанию, в которой уже работала стюардессой. Не знаю, почему я решила не говорить Ей об этом. Сначала я думала, что это будет обалденным сюрпризом. Потом я решила, что однажды это может пригодиться.
Я поднимаюсь по рукаву к самолёту. Я вижу Её в пустой проём.
Она что-то командует другим бортпроводникам. Серая юбка чуть ниже колена, туфли на невысоком каблуке, серая жилетка и неизменный шарфик.
Улыбаюсь Ей из-под отвратительных усиков.
Захожу в кабину пилота и закрываюсь на защелку изнутри. Только бы отдышаться.
Ещё пять-десять минут ожидания, и я подниму самолёт в небо. Подниму, чтобы раскрошить его об землю.
15. КОМЕТА
Не надо говорить мне, что я не пыталась уладить всё по-хорошему.
Мы где-то высоко в небе. Где-то на 18 этаже одного из московских псевдонебоскребов.