Динка даже тихонько присвистнула, прикинув мысленно, во сколько могла обойтись такая роскошь. Одна ванна с гидромассажем потянет тысячи на три баксов. Интересно, откуда такие деньги?
— Малышка, ты еще долго? — заглянул в ванную Антон.
Защелки на двери не было — видимо, хозяева не считали нужным уединяться друг от друга.
— Ой, так хорошо… — протянула Динка.
— Ты так аппетитно плещешься, что хочется присоединиться, — заявил Антон.
— Присоединяйся, места хватит. — Динка шаловливо брызнула в него пеной. — Спинку потрешь!
Он не заставил себя долго упрашивать, мгновенно скинул одежду и влез в ванну. Обхватил скользкое Динкино тело, развернул спиной, наклонил… Динка ухватилась руками за поручень и застонала.
Антон такой сильный, такой волевой, такой изобретательный и неутомимый… Он единственный умеет доставлять ей такое наслаждение, он ведет себя, как хозяин, и это ей ужасно нравится…
— Антоша… — выдохнула она.
А потом он ее баловал. Сам вынул из ванны, вытер, закутал в большой уютный халат и отнес в гостиную на диван. Сварил кофе, налил в низкие широкие бокалы-тюльпаны темно-янтарный коньяк, достал коробку конфет.
Динка блаженствовала. Внутри разливалось разнеженно-счастливое чувство. Любовь?
Да, решила она про себя, это любовь. Но его невозможно не полюбить, вот я и попалась. А думала, что непробиваемая, вертела хвостом как хотела… Все равно было, что один, что другой…
Раньше ей нравилось, что ее любят, и она просто откликалась в ответ, а сейчас Динка любила сама. И это чувство переполняло ее. Казалось, еще чуть-чуть — и она взлетит от восторга, как воздушный шарик.
Сейчас она забыла и о припрятанных у Вадика баксах, и о самом Вадике, и о неприятном крепыше — сейчас во всем мире для нее существовал только Антон.
У него глаза… синие-синие… Мужественный подбородок… А какие ласковые руки…
Динка млела и чувствовала себя теперь растопленным маслом, медленно растекающимся по кожаной обивке дивана.
Антон сел рядом, подал ей бокал и обнял.
— Это французский, семилетней выдержки, — сказал он. — Не глотай сразу, а подержи немного во рту. Чувствуешь вкус?
Динка послушно затаила дыхание и набрала в рот коньяк. Обжигает.
Она быстро глотнула и сунула в рот конфету.
— У нас неправильно пьют коньяк, холодным, как водку, мгновенно проглатывают, — сказал Антон. — А его надо греть в ладонях, чтобы он напитался живым теплом. Вот так.
Он поднял бокал и показал Динке.
Она согласно кивнула. Она вообще сейчас готова была соглашаться с каждым его словом. Так здорово было ощущать себя с ним одним целым…
— Успокоилась? — спросил Антон. — А теперь постарайся вспомнить, что необычного ты заметила в тот день… Ну в свой первый рейс на Рим.
Он говорил небрежно и вкрадчиво, словно это простой дружеский треп, но Динка сразу напряглась. Она так и осталась полулежать в небрежной позе в его объятиях. Пожалуй, даже прижалась к нему посильнее.
— Ничего, милый, — мурлыкнула она. — Я так волновалась, что совсем ничего не помню…
— А почему ты волновалась, глупышка? — Он нежно коснулся губами ее виска.
— Ну, как же! Первый полет в таком экипаже… Ты мне сразу понравился, боялась опозориться, — смущенно пролепетала Динка.
— А Валентин? Может, он делал что-нибудь странное?
— Он был так мил, — вздохнула Динка. — Он почти все делал сам, я ему только помогала.
— А в салоне кто работал?
— В основном я.
— Может, кто из пассажиров вел себя странно?
— Антошенька, говорю же, я так волновалась… По-моему, я все время смотрела под ноги.
— Это зачем? — не понял он.
— Чтоб не споткнуться, — пояснила Динка. — У меня знаешь какие каблуки были? Во!
— О господи! — вздохнул он. — При чем здесь каблуки? Я говорю с тобой о Валентине. Пойми, это важно. Ты можешь сосредоточиться?
— С трудом, — честно сказала Динка.
— Вспомни, может, он что-нибудь прятал? Какой-нибудь сверток? В шкаф или в свою сумку?
— Ты считаешь его за идиота? — обиделась Динка. — Если Валентину и нужно было бы что-то спрятать, то для этого у него была масса возможностей. Пока я ходила по салону, можно было слона частями на борт пронести и по закуточкам распихать.
— Верно, — задумчиво сказал Антон.
— А что он прятал, Антоша? — невинно спросила Динка.
— Если бы я знал!