Динка уже и сама поняла, что дальше ваньку валять бесполезно. Ребята настроены решительно. Еще и вправду спустят курок… И на хрена тогда трупу баксы? И никто не найдет ее в этом лесочке…
Только сомнение в том, что она останется жива, удерживало ее от того, чтобы назвать браткам сочинский адрес Вадика. Да и Вадик с ней за компанию…
— Мы все знаем, — сказал бритоголовый. — Твой напарник раскололся, когда ему пятки прижгли. Так что не тяни резину.
Стоп! Динка чуть не подпрыгнула от удивления. Разве Валентин мог им что-нибудь про нее сказать? Ведь он и сам ничего не знал!
— Может, и ее паяльничком? — задумчиво спросил бровастый. — Чтобы память освежить.
Вот те раз! Она думала, что ее вычислили наверняка, ведь она и вправду главный подозреваемый после Вальки. Особенно когда упомянули всех ее ухажеров… А они просто запугивают…
Динка заревела в голос, шмыгая носом и захлебываясь слезами.
— Не надо… Я боюсь!..
— Прекрати, — брезгливо бросил сидящий впереди.
Но Динка зашлась еще пуще:
— Я ничего не знаю! Честно! Я вообще не понимаю, что вы хотите… А с Валькой я ни разу не спала, мы вообще один рейс вместе слетали…
— Кто о чем, а вшивый о бане. — Он начал терять терпение. — Выбрось эту сучку.
Бровастый открыл дверцу, вышел и за шиворот выволок Динку. Сильно ударил по лицу и бросил ее в снег.
Динка упала ничком, уткнувшись лицом в пушистый сугроб. Лицо обожгло холодом, снег забился за воротник. Она схватила губами немного снега, чтобы унять боль в разбитой губе.
Щекастый выбрался следом и больно пнул ее ботинком под ребра:
— Говори, бля!
— Что? — всхлипнула она.
Бровастый подскочил к Динке, и она скорчилась под градом ударов. Каратист он, что ли? Или боксер? От боли перехватило дыхание, она разлилась по всему телу, и Динке захотелось опять потерять сознание, чтоб больше ничего не чувствовать. Но, как назло, она не отключалась, только стонала.
— Все, ты меня вывела! — Бровастый направил на нее пистолет.
— Ой, не надо… — Динка беззащитно выставила вперед ладонь. — Я не знаю, что говорить… А Валентина я вообще один раз видела… а потом вы его…
— Слышь, пацаны, я узнавал, — подал голос бритоголовый. — У нее тогда правда первый рейс был.
— А сегодня последний, — отрезал бровастый.
Динка смотрела на дуло пистолета. Оно с каждой секундой казалось все ближе, и скоро весь мир сузился до этой черной пугающей точки.
Неожиданно ее мучители выпрямились и замерли, глядя, как на поляну въезжает потертая «шестерка» с заляпанными грязью номерами. Она остановилась неподалеку от джипа, правое переднее стекло опустилось, и оттуда выглянул представительный седой мужчина.
— Что здесь происходит? — строго спросил он. — Вы на что время тратите, уроды?
— Блин, Папу принесло, — пробормотал бровастый, опуская пистолет.
Щекастенький рысцой рванул к «шестерке», согнулся подобострастно и что-то принялся сбивчиво объяснять седому.
— Кончай балаган, — велел из машины седой.
— Да не она это, я ж говорил, — повернулся к машине бритоголовый.
— Садитесь, — велел седой.
— А она? — ткнул пальцем в Динку щекастый.
— Не натешился?
— Не успели, — хихикнул он.
— Идиоты. — Седой дал команду водителю, и «шестерка» с невиданной прытью рванула с места.
Парни уселись в джип, дверцы захлопнулись. Мотор взревел, и джип, пробуксовывая в снегу и выплевывая из-под колес грязные ошметки, помчался вслед за «шестеркой».
Динка с трудом приподнялась на локте и посмотрела ему вслед. Ей казалось, что сейчас он остановится и бровастый выстрелит в нее напоследок.
Но джип скрылся за деревьями, гул мотора затих, и Динка осталась совсем одна на лесной поляне.
Быстро смеркалось. Тени стали густыми, синими, а стволы деревьев начали сливаться в сплошную серую пелену…
Она вновь открыла глаза, когда было совсем темно. Руки онемели от холода, а ног Динка вообще не чувствовала.
Она перевернулась на живот, и тело сразу пронзила острая боль под ребром. Даже вдохнуть полной грудью было невозможно.
Неужели эти гады сломали ей ребра? Динка поморщилась, осторожно встала на четвереньки и попыталась выпрямиться. В несколько приемов ей это удалось.
Она огляделась в растерянности. Куда идти? Где она находится? В голове шумело, ноги, оттого что Динка начала двигаться, покалывало мелкими противными иголками, но это даже радовало.
Раз у нее что-то болит, — значит, она живая. И слава богу! Честно говоря, она уже не верила, что ей удастся уцелеть.