— О! Она еще не то может! — уважительно отозвался Костя. — Она у нас волшебница. Нет, серьезно, не смейся. Все, что меня касается, она на расстоянии видит. Говорит, что когда оба глаза слепнуть начинают, то открывается третий.
— Интересно.
— Еще бы! Она и о людях на расстоянии все может сказать.
— И обо мне? — испугалась Динка.
— И о тебе говорила. Но велела не рассказывать.
Зачем Костя ее к себе притащил? На «просвечивание» к своей «волшебнице»? Хоть и не верится, но все же… Вдруг эта бабуленция сейчас ткнет в Динку пальцем и велит:
— Ну-ка сумку покажи! Отдавай чужое добро, негодница!
Костя засмеялся:
— Я не любитель чужие тайны подсматривать. Расслабься.
Динка отхлебнула ароматного чаю с чабрецом и мятой, откусила сладкий воздушный оладушек и вдруг почувствовала себя, как в детстве, в тепле и безопасности.
Всюду по стенам были развешаны пучки сушеных трав, что придавало кухне какой-то особенный, сказочный уют.
— Дай вилку, — потребовала Динка.
— Зачем?
— Лапшу с ушей сниму.
Костя во всем был Антону полной противоположностью. Нескладный, он скорее походил на журавля, а не на холеного, сытого кота Антона.
Костя вымыл чашки, постелил на тахте и вопросительно посмотрел на Динку:
— Мы ляжем вместе, или мне устраиваться на полу?
— Вот так конкретно? — растерялась Динка.
— Прямой вопрос — прямой ответ.
— Может, лучше я на полу? — предложила она.
— Не надо, я так и думал.
Костя бросил рядом с собачьими ковриками матрас, устроил изголовье из старой куртки и укрылся пледом.
— Ты не обиделся? — тихо спросила Динка. — Извини, я просто так не могу…
— Все нормально. — Костя вдруг обезоруживающе улыбнулся. — Я не собирался к тебе приставать. Я просто хотел, чтоб ты знала, что можешь на меня рассчитывать.
— Спасибо, — сказала Динка. — Но я лучше как-нибудь сама.
Глава 21
Уже на следующий день экипаж доукомплектовали и поставили в рейс. После небольших перетасовок им выпало лететь в Париж. Из резерва вызвали второго пилота и стюардессу, Костя занял место Антона, стал Командиром экипажа.
Его назначение встретили скептически, а первое, что он сделал в качестве командира, — отрядил Сашеньку и Олега Петровича проведать в больнице Антона и Наталью. Соки и апельсины купили вскладчину.
Посланцы вернулись с неутешительными вестями. К Антону их не пустили, только передачу взяли. А вот Наташке даже фрукты передать отказались. Сашенька со слезами на глазах рассказала, что Наташка в коме и питают ее через трубочки в венах.
Стюардесса, пришедшая на смену Наталье, была странной. Ширококостная, мужеподобная, со скуластым лицом, она никак не вписывалась в «международные стандарты». Говорили, что она недавно переехала из глубинки и в штат ее взяли из жалости — до пенсии чуть-чуть осталось. Но многие уточняли, что жалость тут ни при чем, а просто одним из замов командира авиаотряда был младший брат этой странной стюардессы. И имя у нее было странным: Евлампия.
— Ева, — представилась она, ткнув всем по очереди грубую ладонь для знакомства.
Большего несоответствия между именем и внешним видом трудно было себе представить.
Евлампия-Ева молча курила, а потом буркнула хриплым голосом:
— Ну и бардак у вас тут, прости господи! Гниль!
— Это еще почему? — повернулась к ней Сашенька.
— А потому, что у нас, если б с кем такое случилось, все в больнице дневали бы и ночевали, кровь отдали. А вы сразу в рейс соскакиваете, денег срубить!
— Где это — у вас? — не вытерпел Олег Петрович.
— В Хабаровском авиаотряде.
— Может, вам в Хабаровске делать нечего или врачи неграмотные, — парировал Сашка. — А у нас нет надобности под окнами сидеть, и кровь им не нужна.
Новый второй пилот тоже не произвел приятного впечатления. Седой, весь сморщенный, как печеной яблоко, взгляд какой-то стальной. Он окинул Костю оценивающим взглядом и процедил:
— Ну-ну.
Больше от него никто слова не услышал.
Игорь Игоревич Петраков, самый старший в экипаже, когда-то в молодости летал с назначенным в их экипаж вторым пилотом Ильей Андреевичем Елисеевым.
Радист Петраков прекрасно помнил, как молодой тогда Илья Елисеев собирал вокруг себя сопливых девчонок и рассказывал им, как тренировался в отряде космонавтов. Все знали, что из отряда его отчислили за злостное нарушение режима и дисциплины, но тогда, когда страна знала своих космонавтов в лицо, почетно было хотя бы оказаться чуть-чуть причастным к их славе.